Случай из практики Новая дача В овраге Архиерей Рецензия к рассказам и повестям Чехова. (Чехов А. П.)

Дом с мезонином

Одним из источников повести явились впечатлениями от поездки летом 1895 года в тверское имение Турчаниновых Горка к другу, художнику И. И. Левитану, находившемуся в состоянии тяжелой душевной депрессии. Чехов наделил героя повести некоторыми чертами, близкими характеру Левитана, — «недовольством собой, неверием в свое дело», бесприютностью, страстным стремлением передать красоту природы, «среди которой... до сих пор чувствовал себя безнадежно одиноким и ненужным».

Напряженные раздумья героя об искусстве и его роли в жизни перекликаются с теми, которые остро волновали в те годы Л.

Н. Толстого.

Критики, например К. И. Чуковский, не раз недоумевали, «почему наперекор своему темпераменту, наперекор всей своей жизненной практике Чехов относится так отчужденно и даже враждебно... к самоотверженной общественнице Лидии...». Чехов действительно писал, что ему «нужен хоть кусочек общественной и политической жизни», принимал активное участие в земских делах, безвозмездно лечил крестьян, строил школы, но при этом, в отличие от своей героини, остро и горько сознавал, как жалок этот «кусочек».

О любви

Рассказ, по замыслу автора, составлял единый цикл с «Человеком в футляре» и «Крыжовником», в которых участвуют, в основном в роли рассказчиков и слушателей, ветеринарный врач Иван Иванович и учитель Буркин (в «Крыжовнике» к ним присоединяется и хозяин имения Алехин).

Рассказ «О любви» писался летом 1898 года, после возвращения Чехова из Франции, где он внимательно и взволнованно следил за делом Дрейфуса и восхищался мужеством Эмиля Золя, выступившего в защиту невинно осужденного. И хотя судебная практика была и в тогдашней России достаточно богата случаями вопиющего беззакония, однако мимолетный, а вместе с тем крайне важный для понимания смысла рассказа юридический «казус», который впервые привел Алехина в дом Лугановичей, по-видимому, хранит отпечаток страстей, бушевавших вокруг дела Дрейфуса (стоит вспомнить, что оно, в частности, привело к резкому охлаждению отношений Чехова и Суворина) .

Критики отмечали, что в новых рассказах писателя, в числе которых был и «О любви», заметнее выступает автор, по выражению А. Измайлова, «болезненно тонко чувствующий жизненную нескладицу и не имеющий силы не высказаться».

Случай из практики

Рассказ характерен для чеховского творчества последних лет. Дочь владелицы фабрики Лиза Ляликова во многом близка Анне Акимовне («Бабье царство») и Алексею Лаптеву («Три года»). Ее «болезнь» — это дорогие для писателя во многих его героях тревожные сигналы совести, нелегкое прозрение, трудное пробуждение новых чувств и мыслей. Однако в отличие от бессильных круто переменить свою жизнь названных героев прежних повестей Лиза в финале рассказа, по всей видимости, близка к какому-то важному решению и поступку. В этом отношении «Случай из практики» (1898) содержит в себе как бы «зерно» последнего чеховского рассказа «Невеста» (1903).

По делам службы

Мысль о людях, которые «несут на себе всю тяжесть этой жизни», пронизывает весь образный строй рассказа и, наконец, почти публицистически прямо выражается в сновидении следователя Лыжина (последнее напоминает «сон удивительный», который описан в поэме Некрасова «Железная дорога»: «Братья! Вы наши плоды пожинаете!» и т. д.). При своем появлении (в начале 1899 г.) рассказ был горячо принят критикой и читателями. Л. Н. Толстой неоднократно читал «По делам службы» и особенно восхищался образом «цоцкаго».

Новая дача

Конфликт между инженером Кучеровым и мужиками несколько напоминает коллизию, нарисованную Н. Г. Гариным-Михайловским в очерке «Несколько лет в деревне», который вызвал сочувственный отзыв Чехова в 1892 году.

Высокую оценку чеховскому рассказу, напечатанному в 1899 году, дал впоследствии М. Горький: «В художественной литературе первый сказал о мужике новое и веское слово Короленко в рассказе «Река играет», затем А. П. Чехов написал один за другим три замечательных рассказа: «Мужики», «Новая дача» и «В овраге»...»

В овраге

Сам автор рассматривал свою повесть как «последнюю из деревенской жизни» (по свидетельству С. Н. Щукина, Чехов и ему говорил: «...я решил больше ничего не писать из жизни крестьян»).

Возможно, что замысел произведения частично связан с бурной полемикой, которая возникла вокруг повести «Мужики» (1897). В частности, П. Б. Струве, в ту пору один из лидеров так называемого легального марксизма, говорил о кабатчиках и кулаках как «высшем типе человеческой личности» (по сравнению с простыми крестьянами) и одобрял то, что в «Мужиках» нет фигуры, подобной правдолюбцу Акиму из пьесы Л. Н. Толстого «Власть тьмы», так как этот герой, по убеждению критика, олицетворял «жизненное бессилие и ничтожество праведничества».

В новой повести Чехов беспощадно развенчал Цыбукиных и создал обаятельный образ плотника Костыля. Поэтому не лишено веселого лукавства и мнимой озадаченности замечание Чехова в письме к М. О. Меньшикову (26 декабря 1899 г.): «Послал повесть в «Жизнь». В этой повести я живописую фабричную жизнь, трактую о том, какая она поганая, — и только вчера случайно узнал, что «Жизнь» — орган марксистский, фабричный. Как же теперь быть?»

Любопытно, что в «Жизни» повесть оказалась в одном номере (№ 1 за 1900 г.) с работой В. И. Ленина «Развитие капитализма в России».

Повесть вызвала восторженные отзывы Л. Толстого, читавшего ее вслух домашним и восхищавшегося мастерством автора, и М. Горького, который уже 30 января 1900 года опубликовал в газете «Нижегородский листок» «Литературные заметки», в которых писал о новом произведении Чехова.

Архиерей

«Сюжет, который сидит у меня в голове уже лет пятнадцать», — заметил Чехов в письме О. Л. Книппер 16 марта 1901 года, сообщая, что работает над этим рассказом. Исследователи сближали в некоторых отношениях архиерея с героем чеховской «Скучной истории» (1889) — профессором Николаем Степановичем, также размышлявшим о прожитой жизни, о своем одиночестве и отчуждении от близких. Звучат в рассказе и автобиографические ноты, порожденные болезнью и тягостностью вынужденного ею пребывания в Ялте, вдали от общественной и литературной жизни.

Критика обошла рассказ, появившийся в печати в 1902 году, почти полным молчанием. Сразу же высоко оценили «Архиерея» Л. Толстой и Бунин, который и впоследствии говорил: «Только тот, кто занимается сам литературой и сам испытал эти адские мучения, может постигнуть всю красоту этого произведения».