Каштанка Степь Именины. Рецензия к рассказам и повестям Чехова. (Чехов А. П.)

Каштанка (стр. 233).— «То, что у меня, по-видимому, подходит для детей, — две сказки из собачьей жизни («Каштанка» и «Белолобый».— В. 11.) ...Писать для детей вообще не умею, пишу для них раз в 10 лет и так называемой детской литературы не люблю и не признаю, — писал Чехов 21 января 1900 г. профессору Г. И. Россолимо, который по заданию Педагогического общества комплектовал образцовую детскую библиотеку и в связи с этим обратился к Чехову с просьбой рекомендовать ему свои произведения для библиотеки. Далее писатель выражает свое кредо по поводу детской литературы: — Детям надо давать только то, что годится и для взрослых.

Андерсен, «Фрегат «Паллада», Гоголь читаются охотно детьми, взрослыми также. Надо не писать для детей, а уметь выбирать из того, что уже написано для взрослых, т. е. из настоящих художественных произведений...» Многие произведения Чехова, его рассказы о животных, и в частности — «Каштанка», в высшей степени соответствуют этому убеждению писателя. Дети безусловно полюбили «Каштанку». Сам Чехов с веселым удивлением наблюдал отношение к нему детей Суворина: «...детишки не отрывают от меня глаз и ждут, что я скажу что-нибудь необыкновенно умное. А но их мнению, я гениален, так как написал повесть о Каштанке» (М. П. Чехову, 15 марта 1888 г.).

«Каштанка» была опубликована 25 декабря 1887 г. в газете «Новое время». И вскоре Чехов уже получил отзыв на рассказ от писателя И. Л. Леонтьева-Щеглова: «Ваша «Каштанка» действительно донельзя симпатична и (на ушко!), ежели бы не так скомкан конец и немного ретушевки в деталях, — это был бы один из Ваших шедевров» (31 декабря). Еще через несколько дней — письмо от поэта Я. П. Полонского: «К Новому году Вы подарили нас двумя рассказами: «Каштанка» и «Восточная сказка» («Без заглавия».— В. П.), и мне приятно сообщить Вам, что оба рассказа Ваши всем здесь понравились. У обоих рассказов конец не только неожиданный, но и знаменательный, а это главное. Колорит языка вполне соответствует месту, времени и Вашим действующим лицам. Только окончание «Каштанки», как мне показалось, носит на себе следы усталости или торопливости. Последней сцене чего-то недостает» («Слово»., с. 223). Подготавливая рассказ для отдельного издания (1892), Чехов существенно переработал рассказ, «разделил сказку на большее, количество глав» (А. С. Суворину, 3 декабря 1891 г.), написал новую главу «Беспокойная ночь».

Сохранилось несколько версий происхождения сюжета «Каштанки». Писатель В. А. Гиляровский сообщает, что сюжет был подсказан актером В. Григорьевым, интересные истории которого любила слушать молодежь, собиравшаяся в доме Чеховых. Однажды Чехов «записал целый рассказ о случае в Тамбове, о собаке, попавшей в цирк. Это и послужило темой для «Каштанки» («Чехов в восп.», с. 111). Известный дрессировщик В. Л. Дуров предлагает свою версию: «Каштанка» была молоденькая рыжая собачка, которой пришлось быть первой из дрессированных мною собак. До того, как она попала ко мне, ее хозяином был бедный столяр. Каштанка заблудилась, потеряла хозяина и попала ко мне на выучку. Ее история послужила содержанием для знаменитого рассказа А. П. Чехова — «Каштанка», написанного автором с моих слов» (В. Л. Д у р о в. Мои звери. Изд-во «Молодая гвардия», 1930, с. 44). Существуют и другие предположения о происхождении сюжета. Описанный в «Каштанке» кот Федор Тимофеевич жил в семье Чеховых. (М. И. Чехова, Из далекого прошлого. М., Гослитиздат, 1960, с. 119).

И. А. Бунин считал «Каштанку» одним из лучших рассказов Чехова, (ЛН, с. 677).

Без заглавия (стр. 249).— «При мне и брате Иване Павлови-че, — вспоминает писатель А. С. Лазарев-Грузинский, — Чеховым был написан небольшой, но прекрасный рассказ о настоятеле монастыря, который так красиво рассказывал монахам о зле и соблазнах мира, что наутро все мот нахи покинули монастырь. Закончив рассказ, Чехов прочел нам его, и затем младший брат Чехова, Михаил Павлович, повез рассказ на Николаевский вокзал, чтобы сдать его на курьерский поезд» («Чехов в восп.», с. 173—17'i). Произошло это в самок конце 1887 г., а 1 января 1888 г. рассказ был напечатан в «Новом времени».

Через несколько дней Чехов получил письмо, от 8 января, поэта Я. П. Полонского о впечатлении, которое произвел рассказ на читателей в Петербурге (см. примеч. к рассказу «Каштанка», с. 682 — 683). То же сообщал и Ал. П. Чехов: «Твоя сказка в 1-м № произвела подавляющий эффект» (8 января). Рассказ нравился Л. II. Толстому (А. Гольденвейзер. Встречи с Чеховым.— «Театральная жизнь», 1960, № 2).

Спать хочется (стр. 252).— Материальная необходимость заставила Чехова написать этот рассказ в период его работы над «Степью»: «Ввиду предстоящего первого числа с его платежами я смалодушествовал и сел за срочную работу. Но это не беда. На рассказ потребовалось не больше полудня, теперь же я могу продолжать свою «Степь» (А. Н. Плещееву, 23 января 1888 г.).

Л. Н. Толстой числил рассказ среди лучших произведений Чехова (см. примеч. к рассказу «Маска», с. 670) и называл его «истинным перлом» (А. Б. Гольденвейзер. Вблизи Толстого. М., Гослитиздат, 1959, с, 68).

Степь (стр. 257).— Прошло почти два года после письма Д. В. Григоровича прежде, чем Чехов, следуя его неоднократным советам написать «крупное», принялся за «труд обдуманный», «писанный не в один присест». То была «Степь». Готовился к ней Чехов основательно. К концу 1887 г. он почувствовал, что может приступить к работе, которой сам придавал решающее значение в своей жизни: «...я переживаю кризис. Если теперь не возьму приза, то уж начну спускаться по наклонной плоскости...» (А. С. Лазареву-Грузинскому, 4 февраля 1888 г.). Повесть «Степь» — первое произведение, написанное по заказу «толстого» журнала «Северный вестник» (напечатано в № 3 за 1888 г.).

В основу повести легли воспоминания детства, связанные с Таганрогом, с Донским краем. Весной 1887 г. Чехов ездил на родину, оживил старые впечатления, обогатился новым материалом (см. примеч. к рассказу «Счастье», с. 680). О некоторых автобиографических моментах в повести пишет М. П. Чехов («Вокруг Чехова», с. 66, и «А. Чехов и сюжеты», с. 22).

1 января 1888 г. Чехов сообщает писателю И. Л. Леонтьеву-Щеглову: «...я начал пустячок для «Северного вестника»...» — а через несколько дней пишет В. Г. Короленко: «Для почина взялся описать степь, степных люден и то, что я пережил в степи» (9 января). Более месяца работает писатель над «Степью». И ни об одном из своих произведений не поминал Чехов в письмах так часто, как о «Степи». Письма его свидетельствуют о большом творческом увлечении, больших творческих волнениях и тревогах, связанных с созданием повести. Он хорошо понимал, что пишет нечто необычное: «странное и не в меру оригинальное» (Д. В. Григоровичу, 12 января).

Своеобразие повести заключалось и в ее «бессюжетности», и в особой манере повествования, и в непривычной сложности композиции, о которой Чехов писал: «Каждая отдельная глава составляет особый рассказ, и все главы связаны, как пять фигур в кадрили, близким родством. Я стараюсь, чтобы у них был общий запах и общий тон, что мне может удаться тем. легче, что через все главы у меня проходит одно лицо. Я чувствую, что многое я поборол, что есть места, которые пахнут сеном...» (Д. В. Григоровичу, 12 января). Будучи чрезвычайно требовательным к себе и своему труду, Чехов все же чувствует постоянную тревогу и неудовлетворенность: «...от непривычки писать длинно, от страха написать лишнее я впадаю в крайность: каждая страница выходит компактной, как маленький рассказ, картины громоздятся, теснятся и, заслоняя друг друга, губят общее впечатление» (В. Г. Короленко, 9 января); «В общем получается не картина, а сухой, подробный перечень впечатлений, что-то вроде конспекта; вместо художественного, цельного изображения степи я преподношу читателю «степную энциклопедию». Первый блин комом» (Д. В. Григоровичу, 12 января). Но, несмотря на сомнения и тревоги, работал Чехов с подъемом и верой в удачу: «Тема хорошая, пишется весело...» (В. Г. Короленко, 9 января); «Описываю я степь. Сюжет поэтичный, и если я не сорвусь с того тона, каким начал, то кое-что выйдет у меня «из ряда вон выдающее» (А. Н. Плещееву, 19 января); «Пока писал, я чувствовал, что пахло около меня летом и степью» (ему же, 3 февраля).

В первых числах февраля повесть была закончена и отправлена в «Северный вестник».

Поэт А. II. Плещеев прислал восторженный отзыв: «Прочитал я ее о жадностью. Не мог оторваться, начавши читать. Короленко тоже... Это такая прелесть, такая бездна поэзии, что я ничего другого сказать Вам не могу и никаких замечаний не могу сделать — кроме того, что я в безумном восторге. Это вещь захватывающая, и я предсказываю Вам большую, большую будущность. Что за бесподобные описания природы, что за рельефные симпатичные фигуры... Пускай в ней нет того внешнего содержания — в смысле фабулы, — которое так дорого толпе, но внутреннего содержания зато неисчерпаемый родник. Поэты, художники с поэтическим чутьем должны просто с ума сойти. И сколько разбросано тончайших психологических штрихов» (8 февраля — «Слово», с. 238—239). Очень ценен был для Чехова отзыв М. Е. Салтыкова-Щедрина, переданный ему сыном поэта Плещеева, А. А. Плещеевым. «Был отец у Салтыкова, который в восторге от «Степи». «Это прекрасно», — говорит он отцу и вообще возлагает на Вас великие надежды. Отец говорит, что он редко кого хвалит из новых писателей, но от Вас в восторге» (ЦГАЛИ).

Вокруг повести разгорелись жаркие споры. Об одном из таких споров вспоминает И. Е. Репин: «Чехов был еще совсем неизвестное, новое явление. Большинство слушателей, и я в том числе, нападали на Чехова и его новую манеру писать. Нечто бессюжетное, бессодержательное... Тогда еще тургеневскими канонами жили литераторы. «Что это: ни цельности, ни идеи во всем этом!» — говорили мы. Со слезами в своем симпатичном голосе отстаивал Be. Мих. (Гаршии.— В. П.) красоты Чехова, говорил, что таких перлов языка, жизни, непосредственности еще не было в русской литературе. Как он восхищен был техникой, красотой и особенно поэзией этого восходящего, тогда нового светила русской литературы!!» (И. Е. Реп и н. Письма к писателям и литературным деятелям, 1880 — 1929. М., «Искусство», 1950, с. 168). Даже Григорович увидел в «Стопи» бедность содержания: «...рама велика для картины, величина холста не пропорциональна сюжету» (8 октября — «Слово», с. 212). Приверженцу старой школы, ему оказались не по плечу новаторские искания Чехова. И лишь позднее поиски Чехова в области формы, его художественная дерзость были по достоинству оценены великим мастером — Л. Н. Толстым: Чехова как художника «даже сравнивать нельзя с прежними писателями — с Тургеневым, Достоевским, или со мной... манера какая-то особенная, как у импрессионистов. Видишь, человек без всякого усилия набрасывает какие-то яркие краски, которые попадаются ему, и никакого соотношения, по-видимому, нет между всеми этими яркими пятнами, но в общем впечатление удивительное...» («Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников», в 2-х томах, т. П. Гослитиздат, 1960, с. 119). М. Горький призывал «учиться писать» но повести «Степь»: «все — ясно, все слова — просты, каждое — на своем месте» («Горький и Чехов», с. 177). И, кончая воспоминания о Чехове, с, доброй завистью пишет: «Хорошо бы написать о нем так, как сам он написал «Степь», рассказ ароматный, легкий и такой, по-русски, задумчиво грустный» («Чехов в восп.», с. 511).

Закончив повесть, Чехов был полон решимости, «если она будет иметь хоть маленький успех», положить «ее в основание большущей повести и... продолжать» (А. Н. Плещееву, 3 февраля), и вскоре он даже наметил судьбы героев будущей «большущей повести». Однако эта повесть, как и роман его, ее были написаны. Впоследствии, когда Чехову говорили: «Бросьте писать рассказики. Мы ждем от вас крупного», он «поправлял пенсне, поглаживал волосы, неопределенно покрякивал и жаловался друзьям: «Под именем «крупного» они подразумевают длинное. Они все привыкли мерять погонными саженями» (П. П. Г н е д и ч. Книга жизни. Изд-во «Прибой», 1929, с. 178— 179).

Стр. 328. Могила Петр Симеонович (1596 — 1647) — украинский церковно-политический и культурный деятель, киевский и галицкий митрополит.

Стр. 329. Саул — см. примеч. к с. 74. По библейской легенде, дух отца Самуила предсказал Саулу конец его царствования.

Василий Великий (ок. 330—379 гг.) — христианский церковный деятель.

Нестор (1056 — ок. 1114 гг.) — древнерусский писатель, монах Киево-Печерского монастыря. Предполагают, что Нестором составлена «Повесть временных лет» — выдающийся памятник древнерусского летописания.

Именины (стр. 334).— Рассказ отличает необычайно тревожный и глубокий интерес к общественным проблемам времени, интерес, который отныне будет звучать в творчестве Чехова неизменно.

15 сентября 1888 г. Чехов сообщает А. Н. Плещееву, что пишет рассказ «помаленьку, и выходит он... сердитый», а 30 сентября, что рассказ окончен: «...вышел немножко длинный... немножко скучный, но жизненный и, представьте, с «направлением». Отправляя «Именины» в редакцию, Чехов опасался, как бы их смысл не был искажен чужой правкой: «...я просил не вычеркивать в моем рассказе ни одной строки. Эта моя просьба имеет в основании не упрямство и не каприз, а страх, чтобы через помарки мой рассказ не получил той окраски, какой я всегда боялся», — это он пишет Плещееву 4 октября и в тот же день вдогонку посылает еще одно письмо, в котором поясняет суть рассказа и одновременно выявляет свою общественную позицию: «Я не либерал, не консерватор, не постепеновец, не монах, не индифферентист... Я ненавижу ложь и насилие во всех их видах... Фарисейство, тупоумие и произвол царят не в одних только купеческих домах и кутузках; я вижу их в науке, в литературе, среди молодежи... Фирму и ярлык я считаю предрассудком. Моя святая святых — это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновение, любовь и абсолютнейшая свобода, свобода от силы и лжи, в чем бы последние две Ни выражались».

6 октября Плещеев пишет Чехову подробный отзыв о рассказе. Засвидетельствовав «знание жизни и большую наблюдательность», он в то же время замечает, что не увидел в «Именинах» «направления»: «В принципиальном отношении тут нет ничего пи против либерализма, ни против консерватизма...» Плещееву не понравилось также насмешливое изображение «человека 60-х годов» и «украинофила», он обратил внимание на психологическую неубедительность образа Петра Дмитриевича в сцене с доктором (впоследствии снятой), нашел скучноватой середину рассказа, отметил явные подражания Толстому: «...разговор Ольги Мих. с бабами о родах и та подробность, что затылок мужа вдруг бросился ей в глаза, — отзывается подражанием «Анне Карениной», где Долли также разговаривает в подобном положении с бабами и где Анна вдруг замечает уродливые уши у мужа» (6 октября — «Слово», с. 256 — 258).

Отстаивая свою позицию, Чехов спрашивал Плещеева 10- 11 октября: «Неужели и в последнем рассказе не видно «направления»? Вы как-то говорили мне, что в моих рассказах отсутствует протестующий элемент, что в них нет симпатий и антипатий... Но разве в рассказе от начала до конца я не протестую против лжи? Разве ото не направление?» В письме от 9 октября он подтвердил и свои симпатии к Ольге Михайловне, «либеральной и бывшей на курсах», к земству, к суду присяжных. Объяснил л отношение к «украинофилу»: тем, что «имел в виду тех глубокомысленных идиотов, которые бранят Гоголя за то, что он писал не похохлацки, которые, будучи деревянными,

бездарными и бледными бездельниками, ничего не имея ни в голове, пи в сердце, тем не менее стараются казаться выше среднего уровня и играть роль, для чего и нацепляют на свои лбы ярлыки». И — к «человеку 60-х годов», этой «полинявшей недеятельной бездарности, узуриирующей 60-е годы»: «Шестидесятые годы — это святое время, и позволять глупым сусликам узурпировать его значит опошлять его». (Впоследствии подробные характеристики «украинофила» и «человека 60-х годов» при большой переработке были сняты, очевидно, как затруднявшие развитие действия.) Относительно подражания Толстому Чехов согласился с Плещеевым: «Вы правы, что разговор с беременной бабой смахивает на нечто толстовское. Я припоминаю. По разговор этот не имеет значения; я вставил его клином только для того, чтобы у меня выкидыш не вышел ex abrupto. Я врач и посему, чтобы не осрамиться, должен мотивировать в рассказах медицинские случаи. И насчет затылка Вы нравы. Я это чувствовал, когда писал, но отказаться от затылка, который я наблюдал, не хватило мужества: жалко было».

Стр. 336. Гладстон — см. примеч. к с. 70.

Стр. 344. ...держимордовские взгляды...— Держиморда -- персонаж комедии Н. В. Гоголя «Ревизор» (1836), полицейский.

Стр. 346. ...по мнению Прудона... собственность есть воровство.— Эта мысль развивалась в книге «Что такое собственность?» (1840) французского мелкобуржуазного социолога и публициста Пьера Прудона.

Бокль Генри Томас (1821—1862) — английский социолог и историк,

Шопенгауэр Артур (1788—1860) — немецкий философ-идеалист.