Припадок Скучная история Воры бабы. Рецензия к рассказам и повестям Чехова (Чехов А. П.)

Припадок (стр. 361).— Трагическая смерть В. М. Гаршина в марте 1888 г. потрясла русскую интеллигенцию. В литературных кругах возникла мысль об издании двух сборников, посвященных памяти погибшего писателя. Во втором сборнике, созданием которого занималась редакция журнала «Северный вестник», принял участие и Чехов. В ответ на предложение дать в сборник рассказ Чехов писал А. Н. Плещееву 15 сентября 1888 г.: «Что касается гаршинского сборника, то не знаю, что и сказать Вам. Не дать рассказа не хочется.

Во-первых, таких людей, как покойный Гаршин, я люблю всей душой и считаю своим долгом публично расписываться в симпатии к ним; во-вторых, Гаршин в последние дни своей жизни много занимался моей особой, чего я забыть не могу; в-третьих — отказаться от участия в сборнике значит поступить не по-товарищески, сиречь по-свински. Все это я чувствую до мозга костей, но представьте мое нелепое положение! У меня решительно нет тем, сколько-нибудь годных для сборника... Впрочем, есть у меня еще одна тема: молодой человек гаршинской закваски, недюжинный, честный и глубоко чуткий, попадает первый раз в жизни в дом терпимости. Так как о серьезном нужно говорить серьезно, то в рассказе этом все вещи будут названы настоящими их именами. Быть может, мне удастся написать ею так, что он произведет, как бы я хотел, гнетущее впечатление; быть может, он выйдет хорош и сгодится для сборника, но поручитесь ли Вы, милый, что цензура или сама редакция не выхватят из него то, что в нем я считаю за важное?.. Если поручитесь, что ни одно слово не будет вычеркнуто, то я напишу рассказ в два вечера...» Плещеев твердо обещал, что «сборник будет бесцензурный и что ничего не будет изменено...» (5 октября), однако в последующих письмах постоянно выражал беспокойство, чтоб рассказ «не расходился с тоном всего сборника и чтоб не было какой прицепки в цензуре...» (4—5 ноября), и опять — «все же мы очень боимся, чтоб цензура не вырезала его из сборника. Она не любит, чтоб касались «этого предмета» (16 ноября).

9 октября Чехов обещает Плещееву на следующий день начать рассказ. И работал над ним по два вечера, как предполагал, а более месяца. 10 ноября он извещает Плещеева: «Я пишу и все время стараюсь быть скромным, скромным до скуки. Предмет, как мне кажется, настолько щекотлив, что малейший пустяк может показаться слоном. Думаю, что рассказ не будет резко выделяться из общего тона сборника. Он у меня грустный, скучный и серьезный». Отсылая рассказ в журнал, писатель высказал удовлетворение тем, что «воздал покойному Гаршину ту дань, какую хотел и умел... что душевную боль..* описал правильно, по всем правилам психиатрической пауки» (А. II. Плещееву, 13 ноября). В образе Васильева Чехов воссоздал многие черты покойного Гаршина. «В этом рассказе я сказал свое, никому не нужное мнение о таких редких людях, как Гаршин» (А. С. Суворину, 11 ноября).

«Мне рассказ этот понравился... понравилась его серьезность, сдержанность, понравился и самый мотив», — писал Плещеев Чехову по получении «Припадка». Очень высоко ставил рассказ Д. В. Григорович, видевший основную суть его в «высоком человечном чувстве, которое от начала до конца повести все в ней освещает и все оправдывает...» — писал он Чехову 27 декабря. Отмечая огромное художественное мастерство писателя, Григорович обратил особое внимание на фразу: «И какие стыдно снегу падать в этот переулок!» («Слово», с. 214—215). «Литературное общество, студенты, Евреинова, Плещеев, девицы и проч. расхвалили мой «Припадок» вовсю, — писал Чехов 23 декабря Суворину, — а описание первого снега заметил один только Григорович».

Сотрудник издательства «Посредник» А. М. Хирьяков вспоминает, как Чехову «было приятно узнать, что рассказ его «Припадок» очень поправился Льву Николаевичу Толстому» (ЦГАЛИ), см. также примеч. к рассказу «Злоумышленник», с. 672. И. А. Бунин называл рассказ в числе лучших произведений Чехова (ЛН, с. 677). А. М. Горький, цитируя слова Чехова о людях, подобных Гаршину, писал: «После «Припадка» я считаю Чехова писателем, который в совершенстве обладает «талантом человеческим, тонким, великолепным чутьем к боли» и обиде за людей» («Горький И Чехов», с« 164—165).

Стр. 361. Мария Египетская — по библейскому преданию, Мария Египетская в молодости была блудницей, но, раскаявшись и «заслужив» перед богом, была им прощена.

Стр. 362. «Невольно к этим грустным берегам...» — ария князя из оперы А. С. Даргомыжского «Русалка» (1855).

Стр. 365. «Листок» — ежедневная политико-литературная газета «Московский листок», издавалась в 1881—1918 гг.

Стр. 367. Базен Франсуа-Ашилль (1811 — 1888) — французский маршал.

Стр. 369. Лида — героиня одноименной опоры (1870) Д. Верди.

Скучная история (стр. 380).— В конце 80-х гг. Чехов много размышляет о том, «что осмысленная жизнь без определенного мировоззрения — не жизнь, а тягота, ужас» (А. С. Суворину, 28 ноября 1888 г.). Свои раздумья о социальном неустройстве и нравственном бессилии русского общества писатель щедро уступает герою повести — профессору Николаю Степановичу (что, безусловно, не дает права и повода ставить знак равенства между ними). Письма Чехова 1888—1889 гг. выявляют большое число даже текстуальных совпадений в мыслях автора и его героя.

Современники называли явного для всех прототипа героя повести: профессора Московского университета, физиолога и гистолога А. И. Бабухппа (1835—1891). Будучи студентом медицинского факультета, Чехов слушал его лекции. Близость образа Николая Степановича профессору Бабухнну не отрицал и сам писатель: «...это — лицо собирательное, хотя многое взято с Бабухина», — говорил он о своем герое (А. «У А. П. Чехова в Мелихове».— «Русские ведомости», 1909, № 150, 2 июля).

3 августа 1889 г. Чехов уведомляет А. Н. Плещеева, что пришлет повесть для «Северного вестника» «не позже 1 сентября». Однако увлекся «обработкой своей вещи, исковеркал ее вдоль и поперек и выбросил кусок середины и весь конец, решив заменить их новыми» (А. М. Евреиновой, 7 сентября). Работа осложнялась «отвратительным настроением», от которого писатель «не мог отделаться во все лето» (там ж с): 17 июня после тяжкой болезни скончался его брат, художник Н. П. Чехов. Завершена повесть была лишь 24 сентября.

Чехов опасался, что напряженные идейные поиски героя покажутся читателю скучными и не будут поняты. «Ничего подобного отродясь я не писал, мотивы совершенно для меня новые, и я боюсь, как бы не подкузьмила меня моя неопытность. Вернее, боюсь написать глупость», — волновался Чехов в письме к Плещееву от 3 сентября; «Это не повесть, а диссертация», — сообщает И. Л. Леонтьеву-Щеглову 18 сентября, а 24 сентября, посылая повесть Плещееву, в сопроводительном письме объясняет, что выбросить «скучные» рассуждения нельзя, «так как без них но может обойтись мой герой, пишущий записки. Эти рассуждения фатальны и необходимы, как тяжелый лафет для пушки. Они характеризуют и героя, и его настроение, и его вилянье перед самим собой», «...у Вас еще не было ничего столь сильного и глубокого, как эта вещь, — отвечал ему Плещеев, — Удивительно хорошо выдержан тон старика-ученого, и даже те рассуждения, где слышатся нотки субъективные, ваши собственные, — не вредят этому... Есть множество замечаний верных, местами глубоких даже. Не говорю уже об абсолютной новизне мотива» (27 сентября — «Слово», с. 270—271).

В том же письме Плещеев предсказал, что критика «окрысится» на Чехова за «сильные рассуждения о русской литературе, об ученых статьях в особенности». И не ошибся. Прежде всего ощетинилась реакционная пресса («Новое время», «Московские ведомости»), которую раздражала обличитель-пая заостренность повести. Либерально-демократический лагерь отнесся к «Скучной истории» спокойнее, высказывались даже положительные оценки, однако повесть при этом, ее социальный аспект действительно остались непонятыми. Поиски героем смысла жизни, ясного и цельного мировоззрения толковались критикой лишь со стороны этической. Заметив внешнее сходство, говорили о подражании Толстому, в частности, — «Смерти Ивана Ильича», говорили об отсутствии «общей идеи», о чеховской тоске... В 1900 г. М. Горький, вспоминая эту критику, скажет: «Еще со времен «Скучной истории» начали говорить о Чехове: «Да, конечно, это талант крупный, по...» и, подражая Сент-Беву, старались превратить похвалу в гнездо ос» («Горький и Чехов», с. 122).

Когда вышел сборник Чехова «Хмурые люди» (1890), включивший в себя «Скучную историю», со статьей «Об отцах и детях и о г. Чехове» выступил старейший народнический критик Н. К. Михайловский, неоднократно критиковавший произведения Чехова, неизменно обнаруживая свою неспособность понять его новаторство, неизменно упрекая его в безыдейности. И сборник «Хмурые люди» он заклеймил: «...г. Чехов с холодною кровью пописывает, а читатель с холодною кровью почитывает» (Н. К. М и х а й л о в с к и й. Литературно-критические статьи. М., Гослитиздат, 1957, с. 600). Но для повести он сделал исключение: «Скучная история» есть лучшее И значительнейшее из всего, что до сих нор написал г. Чехов» (т а м ж е, с. 601).

Не раз отмечалось огромное художественное мастерство автора «Скучной истории». Так, на это неоднократно указывал И. А. Бунин, относивший повесть к лучшим произведениям Чехова (ЛН, с. 677; см. также примеч. к рассказам «Хористка» и «Счастье», с. 678 и 681). В статье о Чехове, написанной незадолго до смерти, Томас Мани говорил, что «Скучная история» ему наиболее дорога: «...это совершенно необыкновенная, чарующая вещь, во всей литературе не сыскать ничего похожего на нее, — такая она печальная и странная. Эта история, именующая себя «скучной», а на самом деле потрясающая, удивительна своим глубочайшим проникновением в психологию старости, тем, что она вложена в уста старика молодым человеком, которому не было еще и тридцати лет» (Томас Манн. Собр. соч. в десяти томах, т. 10. М., Гослитиздат, 1961, с. 524—525). Л. Н. Толстой при чтении повести «все время восхищался умом Чехова» (А. Б. Гольденвейзер. Вблизи Толстого. М., Гослитиздат, 1959, с. 98).

Стр. 380. Пирогов Николай Иванович (1810—1881) — основоположник военно-нолевой хирургии и хирургической анатомии. С 1847 г. академик.

Кавелин Константин Дмитриевич (1818—1885) — профессор Московского и Петербургского университетов, юрист и историк.

Стр. 381. «О чем пела ласточка» (1872) — роман немецкого писателя Ф. Шпильгагена.

Стр. 382. ...полюбил... как Отелло Дездемону, за «состраданье»...— Перефразировка слов «Она меня за муки полюбила, а я ее — за состраданье к ним» из трагедии В. Шекспира «Отелло» (1604), акт 1, си. 3.

Стр. 386. Грубер Вопцеслав Леопольдович (1814—1890) — профессор Петербургской медико-хирургической академии, анатом.

Скобелев Михаил Дмитриевич (1843—1882) — генерал, герой русско-турецкой войны 1877 —1878 гг.

Перов Василий Григорьевич (1834—1882) — художник, профессор Московского училища живописи, ваяния и зодчества.

Патти Аделина (1843—1919) — итальянская певица, неоднократно гастролировавшая в России.

Стр. 386—387. ...до Гекубы ему нет никакого дела. — Перефразировка выражения «что ему Гекуба, что он Гекубе», взятого из трагедии В. Шекспира «Гамлет» (1601). Выражение бытовало в применении к лицам, не имеющим отношения к делу. Гекуба — по древнегреческим легендам, жена троянского царя Прпама, при осаде Трои потерявшая мужа и детей.

Стр. 407. ...помесь философии с балагурством, как у шекспировских гробокопателей.— Имеются в виду могильщики в трагедии В. Шекспира «Гамлет), акт V, сц. 1.

Стр. 409. «Печально я гляжу на наше поколенъе>> — первая строка из стихотворения М. К). Лермонтова «Дума» (1838).

Стр. 410.• Марк Аврелий (121—180) — римский император, философ; Епиктет (ок. 50—138 гг.) — греческий философ; Паскаль Блэз (1623—1662) — французский философ и математик.

Стр. 416. Крылов Никита Иванович (1807 — 1879) — юрист, профессор Московского университета.

«Орлам случается и ниже кур спускаться...* — цитата из басни II. А. Крылова «Орел и куры» (1808).

Воры (стр. 428).— «Твои «Черти» чертовски хороши», — восхищенно писал брату Ал. П. Чехов 4 апреля 1890 г., сразу после появления рассказа в печати (первоначальное название — «Черти»).

Рассказ создавался в напряженное для Чехова время, накануне его отъезда на Сахалин, когда писатель, тщательно готовясь к поездке, штудировал научную литературу. И вдруг — рассказ, романтически приподнятый, как бы обвеянный свежим ветром южных степей. По свидетельству П. Сурожского, здесь действительно очевидны приметы таганрогских окрестностей («Приазовский край», 1914, № 172, 3 июля). Правда, позднее, подготавливая рассказ для Собрания сочинений в издании А. Ф. Маркса, Чехов значительно приглушил романтическое звучание рассказа.

Отправив рассказ в газету А. С. Суворину, Чехов получил от него письмо, в котором тот, очевидно, упрекал писателя в бесстрастии. Чехов отвечал ему: «Вы браните меня за объективность, называя ее равнодушием к добру и злу, отсутствием идеалов и идей и проч. Вы хотите, чтобы я, изображая конокрадов, говорил бы: кража лошадей есть зло. Но ведь это и без меня давно уже известна. Пусть судят их присяжные заседатели, а мое дело показать только, какие они есть. Я пишу: вы имеете дело с конокрадами, так знайте же, что это не нищие, а сытые люди, что это люди культа и что конокрадство есть не просто кража, а страсть» (1 апреля 1890 г.).

Стр. 431. Сан-Стефанский договор — мирный договор (1878), заключенный в Сан-Стефано между Россией и Турцией.

Бабы (стр. 441).— Рассказ создавался в имении Погимово под Алексином, где Чеховы жили лето 1891 г., в период интенсивной работы над книгой о Сахалине и повестью «Дуэль». 16 июня, посылая рассказ в «Повое время», Чехов писал А. С. Суворину: «Посылаю Вам от щедрот своих летний, т. е. жиденький рассказ. Оторвали меня от сахалинской работы не муза мести и печали и не жажда звуков сладких, а жажда поскорее содрать с кого-нибудь хоть пять целковых, ибо я сижу буквально без гроша».

Как только рассказ появился в газете, он тут же был запрошен у Чехова для издания в «Посреднике». Сотрудник издательства И. И. Горбунов-Посадов, отправляя запрос, в том же письме отзывался о «Бабах» как о рассказе, «где так прекрасно изобличается тин народного Тартюфа, развратники, лицемера и набожника». В «Посреднике» рассказ издан трижды (1894—1897) в серии «для народа».

Рассказ был высоко ценим Л. Н. Толстым (см. примеч. к рассказу «Маска», с. 670).