Моя жизнь Мужики На подводе Человек в футляре Крыжовник Рецензия к рассказам и повестям Чехова. (Чехов А. П.)

Моя жизнь (стр. 134).— В июле 1895 г. Чехов получил приглашение от редактора «Нивы» А. А. Тихонова-Лугового сотрудничать в журнале, на что писатель ответил согласием (14 июля 1895 г.). В марте 1896 г. оп объясняет Тихонову свое промедление: «...я все поджидаю сюжета посимпатичнее, покрасочнее...» Наконец 8 апреля в письме к И. Н. Потапенко сообщает: «Пишу роман для «Нивы». Это и была повесть «Моя жизнь», в которой изображена трагедия человека, пытавшегося претворить в жизнь толстовские идеи.

27 апреля писатель извещает Тихонова: «...рассказ, который я пишу для «Нивы», уже подваливает к концу второго листа... сюжет из жизни провинциальной интеллигенции». 16 июня отправляет часть рукописи в журнал: «...посылаю Вам заказной бандеролью свою повесть. Это не половина, а лишь первая треть. Что успел переписать, то и посылаю... Придется исправлять во многом, ибо это еще не повесть, а лишь грубо сколоченный сруб, который я буду штукатурить и красить, когда окончу здание». И только 2 августа повесть была закончена.

С повестью возникли большие цензурные осложнения. Чехов опасался их уже в процессе работы. 6 июня в письме к Тихонову он высказал предположение, что повесть «может не сгодиться для «Нивы» по цензурным условиям». Опасения оказались не напрасны. Особенно сильно пострадали последние главы. «Отстоять в цензуре мне на этот раз удалось мало: так уж неблагоприятно сложились обстоятельства», — извещал Тихонов Чехова 4 ноября. Писатель был огорчен очень: «Эти цензорские помарки — досадная штука, такая досадная, что я склонен свой первый опыт участия в «Ниве» назвать неудачным» (А. А. Тихонову, 7 ноября); «...цензура отхватила 4—5 таких мест, что получилась бессмыслица» (В. А. Гольцеву, 7 ноября). Весьма важно признание Чехова М. Г. Вечеслову: «...повесть, даже напечатанная in to to ..Л должна производить впечатление урезанной, так как когда я писал ее, то не забывал ни на минуту, что пишу для подцензурного журнала» (ЛИ, с. 213). Позднее, для отдельного издания 1897 г., Чехов восстановил выброшенный цензурой текст и переработал всю повесть.

Беспокоило писателя заглавие повести: «Я телеграфировал Вам название понести: «Моя жизнь». По это название кажется мне отвратительным, особенно слово «моя». Не лучше ли будет «В девяностых годах»? Это в первый раз В жизни я испытываю такое затруднение с названием» (Л. Л. Тихонову, 13 сентября). Отвечая 19 сентября Чехову, Тихонов просил его оставить заголовок «Моя жизнь»: «Не знаю, почему Нам так не нравится название «Моя жизнь». Мне оно поправилось своей простотой. Оно, правда, пе дает точного представления о содержании повести, но удивительно хорошо гармонирует с ее тоном, со стилем, которым она написана. Напротив, «В 90-х годах» мне кажется претенциозным и более подходящим для исторической повести». Чехов согласился: «Если название «Моя жизнь» нравится Вам, то пусть оно и остается» (24 сентября).

В повести отразились многие таганрогские впечатления Чехова. Как вспоминает его земляк, П. Сурожский («Приазовский край», 1914, №172, 3 июля), в описании города и в характеристике общества воссоздан именно Таганрог. М. П. Чехов, припоминая «строгость семейного режима» в их детстве, утверждает, что «этот режим все-таки оставил в душе Антона Павловича неприятный следи в его повести «Моя жизнь» есть много автобиографических черт». Кроме того, слова Редьки «Как это он ловко все пригнал!» были произнесены когда-то дядей А. П. Чехова, М. Е. Чеховым, об авторе фарса «Маменькин сынок». Образы Карповны и Прокофия во многом списаны с тетушки Федосьи Яковлевны и «некоего мясника Прокофия Алексеевича», которому действительно принадлежит фраза: «Я вам, мамаша, могу снисхождение сделать. В сей земной жизни буду вас питать на старости лет в юдоли, а когда помрете, на свой счет похороню...» Однако наказан розгами был не он, а купец Китаев из Нижнего Новгорода, в самом деле говоривший во время холеры против докторов («А. Чехов и сюжеты», с. 11—23). Прототипом главного героя повести, как считал JI. Н. Толстой, «послужил небезызвестный опрощенец князь В. В. Вяземский, вызвавший когда-то целый шум в печати» («Чехов в восп.», с. 368). В сценах, связанных в повести с постройкой школы, нашли отражение события, имевшие место при строительстве школы в селе Талеж самим Чеховым.

Сразу после появления повести в журнале писатель И. Л. Леонтьев-Щеглов писал Чехову: «Благодарю Вас много, много, в качестве читателя «Нивы» за Ваш превосходный (со всех сторон) рассказ «Моя жизнь». Вот она, г-жа литература, в ев настоящем виде!» (1 января 1897 г.) 13 декабря отозвался И. Е. Репин: «Моя жизнь» — вот что тронуло меня и произвело глубокое впечатление. Какая простота, сила, неожиданность; этот серый, обыденный тон, это прозаическое миросозерцание являются в таком новом, увлекательном освещении; так близка душе делается вся эта история! Действующие лица становятся родными, и их жаль до слез. И как это ново! Как оригинально! А какой язык!..» (И. Е. Репин. Письма к писателям и литературным деятелям, 1880—1929. М., «Искусство», 1950, с. 141). Писательница Л. И. Веселитская (В. Микулич) свидетельствует об отношении к повести Л. Н. Толстого: «Лев Николаевич высоко ценит Чехова — и его удивительный талант, и его юмористические нотки. Очень ему нравится «Моя жизнь» (В. Микулич. Встречи с писателями. Л., 1929, с. 130). Очень высоко ценил повесть М. Горький. «Вчера я прочитал «Мою жизнь».— Роскошь!» — пишет он Е. П. Пешковой 22 марта 1899 г. А в 1925 г., говоря о «гигантской политической роли» русской литературы, среди произведений, служивших этой цели, называет и «Мою жизнь» («Горький и Чехов», с. 169).

Стр. 156. Полоний — «лукавый царедворец», персонаж из трагедии В. Шекспира «Гамлет» (1600—1601).

Стр. 194. «Отчего я люблю тебя, светлая ночь?» — романс на стихи Я. П. Полонского «Ночь» (1850), музыка П. И. Чайковского.

Мужики (стр. 208). — Первое упоминание о повести мы находим в письме Чехова к Е. М. Шавровой от 1 января 1897 г.: «...я занят, занят по горло: пишу и зачеркиваю, пишу и зачеркиваю...» В апрельской книжке «Русской мысли» «Мужики» были напечатаны.

Писатель боялся, что цензура не пропустит повесть. 1 марта он сообщает А. С. Суворину: «Я написал повесть из мужицкой жизни, но говорят, что она не цензурна и что придется сократить ее наполовину». Опасаясь цензуры, Чехов снял главу, где мужики разговаривают «о религии и властях» (Ф. Д. Батюшкову, 24 января 1900 г.). Тем не менее исполняющий обязанности цензора С. Соколов доносил в Московский цензурный комитет: «В первой половине апрельской книжки «Русской мысли» в цензурном отношении особенного внимания заслуживает статья Чехова «Мужики». В ней слишком мрачными красками описывается положение крестьян, проживающих в деревнях». Далее цензор описал все пороки и горести мужика, изображенные в повести. Особое внимание он обратил на 193 страницу (в нашем издании — с. 232), со слов «...они грубы, не честны, грязны...» до конца абзаца. Решением Московского цензурного комитета со 193 страницы были изъяты 27 строк (Центральный Государственный исторический архив в Ленинграде). «Из «Мужиков» цензура выхватила порядочный кусок», — писал Чехов М. О. Меньшикову 16 апреля 1897 г. Однако, выпуская «Мужиков» в том же году отдельным изданием, писатель сумел восстановить купюру.

Значение «Мужиков» как явления общественного и литературного было огромно. М. В. Лавров вспоминал позднее: «Вокруг этой повести сразу поднялся шум!.. Тема была современна и широка. Вспохшили сусальных мулатов Златовратского, умственных мужиков — народ Г. И. Успенского, поставили рядом с ними обнищавших, диких мужиков Чехова — и правда, ужасная правда, оказалась на стороне Чехова» («Туркестанские ведомости», 1910, № 3645, 26 февраля). Действительно, Чехов не пытался идеализировать мужика. Он «жесткими, беспощадными штрихами рисовал деревню» и «не ощущал желания подкрашивать и прихорашивать жизнь «свободного мужи ка»...» (В. В. Боровский. Литературно-критические статьи. М., Гослитиздат, 1956, с. 325). Честное и правдивое изображение русской деревни, чуждое какой бы то ни было идеализации, вызвало ярость и негодование в реакционных Kpyrах А. С.Суворин записал в своем дневнике 27 апреля 1898 г.: «Здесь Чехов... Он мне рассказывал, что Короленко убедил его баллотироваться в члены Союза писателей, сказав, что это — одна формальность. Оказалось, что среди этого Союза оказалось несколько членов, которые говорили, что Чехова следовало забаллотировать за «Мужиков»... «Меня чуть не забаллотировали», — говорил Чехов» («Дневник А. С. Суворина». М.— Пг., 1923, с. 179).

По-своему не принял «Мужиков» Л. Н. Толстой. «Рассказ «Мужики» — это грех перед народом. Он не знает народа...» — говорил Толстой. «Из ста двадцати миллионов русских мужиков Чехов взял одни только темные черты. Если бы русские мужики были действительно таковы, то все мы давно перестали бы существовать» (ЛН, с. 519, 521).

Но большинство современников встретили «Мужиков» восторженно. «Какую дивную вещь написал Антон Павлович — «Мужики». Это потрясающая вещь. Он достиг в этой вещи поразительно художественной компактности. Я от нее в восторге», — писал И. И. Левитан М. П. Чеховой (М. П. Чехова. Из далекого прошлого. М., Гослитиздат, 1960, с. 45). «Спасибо, громадное спасибо Вам за «Мужиков», — пишет доктор П. Г. Розанов 5 .мая 1897 г. «Читал с огромным напряжением «Мужиков». Судя по отзывам со всех концов, ты давно не имел такого успеха» (Вл. И. Немирович-Данченко, май 1897 г.). Артист и драматург А. И. Сумбатов-Южин тогда же пишет: «...твои «Мужики» — величайшее произведение... Удивительно высок и целен твой талант в «Мужиках»... И везде несравненный трагизм правды, неотразимая сила стихийного, шекспировского рисунка; точно ты не писатель, а сама природа». М. Горький высоко ценил повесть за то, что она свидетельствовала, как «резко изменилось отношение литературы к мужику; благодушный мечтатель и лирик исчез, явились дикие, пьяные и странные «Мужики», — и относил ее к тем произведениям, которые сыграли «гигантскую политическую роль» в жизни России («Горький и Чехов», с. 176, 169).

Замышляя покупку имения, Чехов 20 октября 1891 г. писал А. С. Суворину: «...если я литератор, то мне нужно жить среди народа... Нужен хоть кусочек общественной ц политической жизни, хоть маленький кусочек...» И «семь лет «мелиховского сидения» не прошли для него даром. Они наложили на его произведения этого периода свой особый отпечаток, особый колорит. Это влияние Мелихова признавал он и сам. Достаточно вспомнить о его «Мужиках» и «В овраге», где на каждой странице сквозят мелиховские картины и персонажи» («Вокруг Чехова», с. 280). Писатель В. Н. Ладыженский рассказывает, как он присутствовал при освящении мелиховской школы вместе с Чеховым, который обратил его «внимание на местного крестьянина, послужившего прототипом для старосты в «Мужиках», и указывал на своеобразную колоритность его речи» («Чехов в воен.», с. 303). Но к концу 90-х гг, Мелихово, сыгравшее важнейшую роль в творческой биографии писателя, уже исчерпало себя. 26 июня 1899 г. он пишет А. С. Суворину: «...в беллетристическом отношении после «Мужиков» Мелихово уже истощилось п потеряло для меня цену».

Стр. 215. ...ходила наполденъ...— то есть ходила днем доить корову в

поле.

Стр. 223. ...охотились... с псковичами...— то есть с псковскими егерями, у которых был особый метод охоты: втроем выгоняли зверя на охотника.

Стр. 226. Баттенберг Александр — князь, в 1879 —1886 гг. правивший Болгарией.

На подводе (стр. 233). Замысел рассказа возник, судя по всему, осенью 1897 г. в Ницце, о чем свидетельствует писатель Вас. Немирович-Данченко, зафиксировавший чеховские слова: «Пришло мне, знаете... Очерк один. Сельская учительница в крестьянском возке. Сама в овчинном полушубке, в сапогах. Лицо бурое, грубое, обветренное. Грязью захлестало всю. Шелудивая лошаденка добежала до железной дороги, и стоп, — проезду нет. Мимо громыхают вагоны. В окнах первого и второго классов мелькают молодые, нежные девушки, хорошо одетые... Учительница смотрит, — в каждой из них себя видит. Такою, какой была несколько лет назад. Подняли шлагбаум... Возок покатился. Мужичонка жесткий, как мозоль, оглядывается: что это-де случилось? Видит, понять не может, чего это учительша ревет...» («Чех. сб.», с. 401). В декабре того же года рассказ напечатан в газете «Русские ведомости».

В мелиховский период, когда Чехов работал в земстве и строил школы, он особенно близко и хорошо узнал жизнь сельских учителей. «Если я когда-нибудь напишу рассказ про сельского учителя, самого несчастного человека во всей империи, то на основании знакомства с жизнью многих десятков их», — говорил он М. М. Ковалевскому («Чехов в восп.», с. 448). «...мы разговорились о тяжелом положении народных учителей и учительниц, и я увидел впоследствии некоторые черты этого положения в художественной правде небольшого рассказика «На подводе»...» — вспоминает писатель В. Н. Ладыженский (там ж е, с. 303—304).

В последние годы жизни Чехов часто и, как правило, сочувственно рассказывал о жизни учителей. И весьма дорога для нас оценка его творчества, данная летом 1904 г. учителями, потрясенными кончиной любимого писателя: вспоминая выведенных им учителей, «людей жалких, придавленных бесправием», они утверждали, что «краски нисколько не сгущены. Разобщенность учителей и необеспеченность их материального положения подавляют высокие порывы, и учитель-идеалист скоро превращается в полуразрушенную «духовную машину», не только не способную внести в школу что-либо новое, свет лое, но даже не могущую сколько-нибудь противостоять невежеству и мраку, на борьбу с которыми он призван» («Чех. сб.», с. 7).

Л. Н. Толстой, прочитав рассказ в газете, записал в своем дневнике: «Превосходно по изобразительности, но риторика, как только он хочет придать смысл рассказу» (Толсто й, т. 53, с. 172).

Ионыч (стр. 240).— Записные книжки Чехова свидетельствуют о том, что активно к сюжету «Ионыча» писатель обратился в марте — апреле 1898 г., когда жил во Франции. Рассказ был обещан им журналу «Нива». 13 марта он пишет в контору журнала, Ю. О. Грюнбергу: «Рассказ я пришлю непременно, по не раньше того, как вернусь домой... в мае или в июне, вероятно, уже буду писать для «Нивы». Возвратившись в Мелихово, Чехов действительно в мае и июне пишет рассказ. В середине июня «Ионыч» уже был отослан в «Ниву». Помещен в сентябрьской книжке я«урнала.

По сообщениям П. Сурожского («Приазовский край», 1914, № 172, 3 июля) и М. П.Чехова («А. Чехов и сюжеты», с. 17), в рассказе на га л и отражение некоторые впечатления от Таганрога (в частности, описание кладбища).

Стр. 241. «Когда еще я не пил слез из чаши бытия..л — романс на стихи А. А. Дельвига «Элегия» (1823), музыка М. Л. Яковлева, друга поэта.

Стр. 243. «Умри, Денис, лучше не напишешь».— Фраза, сказанная будто бы князем Г. А. Потемкиным после первого представления комедии Д. И. Фонвизина «Недоросль» (1782).

Стр. 244. «Твой голос для меня, и ласковый и томный...» — неточная цитата из стихотворения «Ночь» (1823) А. С. Пушкина. На слова «Ночи» писали музыку А. Рубинштейн, Римский-Корсаков, Мусоргский, Гречанинов.

Человек в футляре (стр. 255).— Рассказ открывает цикл, в который, помимо «Человека в футляре», входят рассказы «Крыжовник» и «О любви». Чехов предполагал написать целую серию рассказов о «футлярных людях», о чем 28 сентября 1899 г. предупреждал А. Ф. Маркса: «...рассказы «Человек в футляре», «Крыжовник» и «О любви» — рассказы, принадлежащие к серии, которая далеко еще не закончена и которая может войти лишь в XI или XII том, когда будет приведена к концу вся серия». Однако другие рассказы этой серии не появились. Рассказ написан в мае-июне 1898 г., сразу по возвращении писателя из Ниццы.

Многие мемуаристы указывают, что одним из прототипов «человека в футляре», учителя Беликова, был инспектор таганрогской гимназии А. Ф. Дьяконов, который «был божеским наказанием и для учащихся, и для учащих, много лет держал в подчинении и страхе всю гимназию...» (П. Сурожский. Местный колорит в произведениях А. П. Чехова.— «Приазовский край», 1914, № 172, Зиюля). Как тип Дьякопов поразил, видимо, Чехова еще в детстве. Любопытно свидетельство М. Андреева-Туркина о том, как Чехов-гимназист копировал Дьяконова: «Антон надел отцовский черный люстриновый пиджак и фуражку и живо представил инспектора гимназии, Дьяконова («сороконожку»), быстро-быстро бегая по комнате, потирая руки и кивая изредка слева направо головой» (сб. «А. П. Чехов и наш край». Ростов-на-Дону, 1935, с. 30). Безусловно, Беликов — синтезированный художественный образ. В действительности Дьяконов был не чужд понятиям чести и человечности. Так, например, он «не мог примириться с новыми порядками и новыми веяниями» в гимназии 80-х гг., когда «требовалась организация сыска, шпионаж, доносительство», и ушел в отставку. Умирая, Дьяконов оставил свое немалое состояние «неимущим из учительской корпорации» («Воспоминания В. В. Зелененко о таганрогской гимназии 70—80-х гг.»— ЦГАЛИ). Дьяконова как прототип Беликова называет и писатель В. Г. Тан-Богораз («Чех. сб.», с. 496—497). Известно также, что одним из прототипов Беликова был редактор «Недели» М. О. Меньшиков, о котором Чехов записал в дневнике 1896 г.: «...в сухую погоду ходит в калошах, носит зонтик, чтобы не погибнуть от солнечного удара, боится умываться холодной водой...» В рассказе отражены, кроме того, многие факты из жизни гимназии, например, маевки в роще Дубки под Таганрогом («А. Чехов и сюжеты», с. 16 — 17).

Гениальный сатирический образ «человека в футляре» был неоднократно использован В. И. Лениным.

Стр. 261. ...«глитай, абож паук».— В переводе с украинского — «Мироед, или Паук»; так называется драма М. Л. Кронивницкого (1882).

Крыжовник (стр. 266).— Второй рассказ цикла написан в июле 1898 г., сразу после «Человека в футляре». «Девять десятых рассказа для августовской книжки уже готово, и если ничто не помешает благополучному окончанию сего рассказа, то 1 августа ты его получишь...» — писал Чехов В. А. Гольцеву 20 июля. 28 июля рассказы «Крыжовник» и «О любви» были отправлены в журнал «Русская мысль».

Как сообщает М. П. Чехов, в рассказе воссозданы некоторые особенности быта имения Бакумовка, принадлежащего близким знакомым семьи Чеховых, Смагиным, в частности — сцена купания. Фамилия Чимша-Гималай-ский придумана писателем по аналогии с фамилией «Рымша-Пилсудский», носитель которой посетил однажды Чехова где-то в Сибири и оставил свою визитную карточку («А. Чехов и сюжеты», с. 62 — 64, 17).

Вл. И. Немирович-Данченко писал Чехову 27 сентября, прочитав рассказ: «Крыжовник»... — хорошо, потому что есть и присущий тебе колорит, как в общем тоне и фоне, так и в языке, и еще потому, что очень хороши мысли».

Неизвестно, читал ли Л. Н. Толстой «Крыжовник» по его выходе. В 1910 г. Н. Н. Гусев переслал ему из ссылки маленький отрывок из рассказа: «Счастья нет и не должно его быть, а если в жизни есть смысл и цель, то смысл этот и цель вовсе не в нашем счастье, а в чем-то более разумном и великом», — на что Толстой 25 февраля ответил: «Как хороша Ваша выписка из Чехова! Она просится в «Круг чтения» (Толсто й, т. 81, с. ИЗ).

Стр. 268. ...из кантонистов... — Кантонистами называли в царской России сыновей низших военнослужащих, с детства зачисляемых на военную службу.

Стр. 271. ...«тьмы истин нам дороже...» — неточная цитата из стихотворения А. С. Пушкина «Герой» (1830).

О любви (стр. 274).— Третий рассказ цикла. Написан в июле 1898 г. и послан вместе с «Крыжовником» в «Русскую мысль».

По свидетельству писательницы Л. А. Авиловой, в рассказе «О любви» изображены их отношения с Чеховым («Чехов в восп.», с. 271 — 275). И. А. Бунин, знавший Авилову близко, отмечает такие ее качества, как «правдивость, ум, талантливость, застенчивость и редкое чувство юмора даже над самой собой», и утверждает, что с ее воспоминаниями «биографам Чехова придется серьезно считаться» (Н. А. Бунин. О Чехове. Нью-Йорк, 1955, с. 134, 147).