В. Пьецух «Наш человек в футляре» (Литература XX века)

Чтоб меня не увидел никто,

На прогулках я прячусь, как трус,

Приподняв воротник у пальто

И на брови надвинув картуз.

Валерий Брюсов

Вячеслав Пьецух — русский писатель, эссеист, но в первую очередь просто человек своего времени. Герои его произведений — обычные люди. Рассказ «Наш человек в футляре» — не исключение.

Пьецух очень лаконично повествует о жизни учителя русского языка и литературы Серпеева, сравнивая его с героем рассказа Чехова «Человек в футляре» — учителем древнегреческого языка Беликовым. Автор находит между ними множество сходств, но при этом ничуть не отождествляет их, не говорит, что Серпеев точно такой же, как Беликов.

Один не знал, чего боялся, другой знал, но, увы, не пережил своих страхов.

Один был сильной личностью, другой — слабой и задавленной обществом. Один боялся всего безосновательно, другой имел почву под своими опасениями.

Именно из-за таких весомых различий, я считаю, «человек в футляре» у Пьецуха — НАШ.

Здесь это местоимение означает «другой», «не такой, как раньше», «изменившийся», хотя основная суть та же — страхи мешают ему жить.

Чтобы читатель смог уловить всю глубину проблемы, Пьецух в экспозиции использует градацию («детство – юношество - студенчество») и показывает, чего лишился герой. Автор ненавязчиво воссоздает эпоху (60-е годы, боязнь остаться голодным, трехчасовая очередь за хлебом).

Возможно, из-за особенностей характера, возможно, из-за воспитания (ведь его родители жили, выходит, в самый разгар сталинизма, расстрелов, необоснованных репрессий — нельзя было не бояться) или внешнего воздействия Серпеев превратился в одиночку: жил один, без друзей, без любимой женщины.

Товарищами ему стали «светлые книги 19 столетия», эта деталь потом ещё не раз встретится в тексте. С помощью гиперболы автор подчеркивает, насколько сильна была любовь Серпеева к этой литературе: «брал в руки книгу <...> и ощущал себя счастливчиком, каких еще не знала история российского человечества».

Книгам противопоставляются люди, «злые шалопаи» (между прочим, большинство учительства в его школе), на которых оставить подрастающее поколение, очевидно, нельзя. Серпеев, чувствующий, умный человек, старался привить детям настоящую литературу, а не социалистическую, «полезную» и выгодную государству.

Пожалуй, единственные «рамки», единственный по-настоящему ненавистный ему футляр — это цензура. В Советском Союзе запрещено было изучать декадентов, которые распространяли новое искусство, желали новых форм и воплощений.

Пусть Серпеев слаб духом, изменить своим товарищам-книгам он не может. Учитель пошел против системы образования, против установленных правил во имя настоящего искусства. Беликов, который всему отводил свое место, на такое не способен.

Когда же происходит неприятный разговор между Серпеевым и проверяющей, мы видим, что и сам учитель противопоставляет себя другим: «...это все они чуточку не в себе, а он-то как раз в себе». Он боится, он не в состоянии пережить свои страхи, но, если вдуматься, каждый чего-то боится.

И тогда боялись. И проверяющая, и директор, и другие учителя... Время было такое: никто не хотел лишиться всего просто потому, что дома у него лежит «неправильная» или «неудобная» книга, например.

После освобождения от бремени частого общения с внешним миром, со «злыми шалопаями», Серпеев занялся исключительно детьми, развитием их чувств и мыслей, и сам же за это поплатился. В кульминации рассказа учитель русского языка и литературы умирает на третьи сутки (после доноса на него) в муках страха перед «приговором».

Казалось бы, аналогичная ситуация произошла и с Беликовым, но 100 лет прошло. Что же изменилось?

Чтобы пояснить это, автор использует рефрен. Фраза «всё-таки жизнь не стоит на месте», использованная в начале рассказа, повторяется и становится заключительной. В этих словах заключается основная идея рассказа. На похоронах Беликова люди стояли с чувством, что покинул их «надзиратель», «вредная аномалия». Серпеева же всем было жалко, потому что каждый в нем находил себя.

«Человек в футляре» — вечен, потому как всегда будет человек, чего-то опасающийся (даже чересчур), но всегда он будет разным. Каждый, кто пытается «офутляриться», — уникален, ведь он человек своего времени, а время всё-таки не стоит на месте.