История создания романа в стихах «Евгений Онегин» (Пушкин А. С.)

Миновала южная ссылка. Два года прошли в изгнании в Михайловском, затем Пушкин вернулся сначала в Москву, потом в Петербург и осенью, в год окончания романа, был накануне женитьбы на московской барышне Наталии Николаевне Гончаровой.

В обществе, во всей России произошли разительные перемены. Кончилось царствование Александра I, трижды — семижды осмеянного Пушкиным и жестоко ему мстившего. Потерпело поражение восстание 14 декабря 1825 года. Друзья Пушкина, его сверстники и единомышленники перестали существовать как общественная сила. В год окончания «Онегина» пять лет уже царствовал Николай I.

Так и воспринимается сегодня «Евгений Онегин» - в перспективе исторического времени и соответственно в тех переменах, которые были неизбежны для его автора.

С самого начала работы над «Онегиным» Пушкин чрезвычайно захвачен своим замыслом.

В письмах к друзьям он непременно возвращается к нему. Его тревожит судьба написанного, он предвидит осложнения в цензуре. Кончив первую главу, он нетерпеливо ждёт её выхода в свет. Вслед за выходом — откликов, и враждебных и дружеских. Когда они появляются, он на редкость энергично защищает своё творение. Такого ревностного отношения к собственному труду ещё не было у Пушкина. Его тревожит, что самые близкие из друзей, чьим мнением он дорожит особенно — Бестужев и Рылеев, - не поняли, недооценили замысел, ставят «Онегина» ниже «Бахчисарайского фонтана» и «Кавказского пленника». Он убеждён в том, что «Онегин» - лучшее его произведение.

Вчитываясь в черновые рукописи романа, мы убеждаемся в том, как легко шла работа Пушкина. На этот раз Пушкин действительно открыл самого себя, поразился открытию и обрадовался ему. Полилась свободная, ничем не стесняемая, раскованная речь.

В черновиках «Онегина» нет существенных отклонений в сторону по сравнению с окончательным текстом. Но следы некоторых колебаний и поисков всё же имеются. Как раз они-то и свидетельствуют о ясности общего замысла.

В черновиках семейство Лариных рисовалось в сатирических тонах:

Они привыкли вместе кушать,

Соседей вместе навещать,

По праздникам обедню слушать,

Всю ночь храпеть, а днём зевать...

Такое полурастительное прозябание сближало их с Простаковыми, а то даже и со Скотиниными из фонвизинской комедии. В окончательном тексте сатирические краски убраны. Пушкин добрее и терпимее у отцу и матери своей любимицы. Но вот более серьёзное отклонение, которое могло бы увести сюжет романа у иному решению. По первоначальному наброску Онегин сразу, после первого же посещения Лариных чувствует особое волнение:

Проснулся он денницы ране,

И мысль была всё о Татьяне.

«Вот новое! - подумал он, -

Неужто я в неё влюблён?

Ей-богу, это было б славно...»

Такой поворот был сразу отвергнуть Пушкиным. От возможности любви Онегина к Татьяне остался один глубокий намёк, да и то в другом месте, в следующей главе, после того как герой прочёл её письмо:

И в сладостный, безгрешный сон

Душою погрузился он.

Быть может, чувствий пыл старинный

Им на минуту овладел...

Но и тут минутная растроганность Онегина улетучивается без следа. Пушкин знает, что возможность настоящей любви действительно заложена в Онегине, но сам Онегин ещё далеко не дорос до неё. Когда в конце романа двадцатишестилетний Онегин созреет для сильного чувства, оно обернётся для него трагедией.

Таким образом, Пушкин двигался в работе отнюдь не ощупью. Он не блуждал вкривь и вкось, а уверенно прокладывал дорогу в том направлении, которое себе задал.

Это направление можно определить как поиск типизма в обрисовке и развитии характеров, в развитии их во времени. Пушкин живёт и мыслит исторически. На основании собственного опыта он уже знает, что человек на протяжении жизни неизбежно меняется. Именно в этом основной пафос задуманного им большого целого — первого для него реалистического повествования о современниках.

Так складывалась работа над «Онегиным» вплоть до седьмой главы включительно, то есть вплоть до приезда героини в Москву «на ярмарку невест», до её замужества. Здесь в работе возникла трагическая сложность.

Та глава «Онегина», которая существуют как восьмая, по первоначальному замыслу должна оказаться девятой. Восьмая же была посвящена странничеству Онегина по родной земле и нравственному перелому в нём. От неё сохранились только «Отрывки из путешествия Онегина». Эта глава была значительно острее политически, чем те строфы, которые сохранились. Современники слышали от самого Пушкина стихи с описанием аракчеевких военных поселений. Перемена, происшедшаяя в двадцатишестилетним Онегине, рисовалась Пушкина глубже и серьёзнее. И припев, сопровождающий страннический путь героя: «Я молод, жизнь во мне крепка; //Чего мне ждать? Тоска, тоска!..» - этот припев звучал не только как выражение хандры. В нём угадывалась иная правда, иная солёная соль: отчаяние русского патриота.

Но об этом приходится только гадать. Точно так же, как мы гадаем о значении десятой главы «Онегина». Ведь в ту же Болдинскую осень 1830 года, когда был завершён роман, Пушкин записал: «19 октября сожжена Х песнь». Речь идёт о главе, из которой известны лишь разрозненные, зашифрованные самим Пушкиным отрывки — первые четверостишия отдельных строф. В целом это хроника политического возмужания поколения, к которому принадлежали и Пушкин, и его герой. Конца этой главы мы до сих пор не знаем. Может быть, он безвозвратно погиб, а может быть, когда-нибудь и блеснёт удача будущему исследователю-следопыту.