Стихотворения Деревня (1819) (Пушкин А. С.)

В стихотворении «Деревня» Пушкин выступает против крепостного права. Чтобы ярче и резче подчеркнуть всю несправедливость и жестокость крепостного права, Пушкин в построении стихотворения прибегает к приёму противопоставления. В первой части стихотворения дана светлая, мирная картина деревни. С большой любовью и теплотой Пушкин говорит здесь о деревенской природе, о тишине, которая располагает его к занятиям наукой и поэзией, вызывает в нём прилив творческой энергии, нравственно его очищает. Далее следует резкий переход ко второй части стихотворения, где поэт с возмущением указывает на бесправное положение угнетённого крепостниками крестьянства.

Именуя себя «другом человечества», Пушкин говорит о «диком барстве», которое путём насилия «присвоило себе и труд, и собственность, и время земледельца».

На беспощадной эксплуатации крестьянства основывалось хозяйство и благополучие господствующего класса феодально-крепостнического государства.

Всё это возмущает поэта до глубины души, и с его уст срываются горькие слова: «О, если б голос мой умел сердца тревожить!» Его пламенное желание —увидеть «народ неугнетённый» и взошедшую над его страной «прекрасную зарю свободы просвещённой».

По своей композиции и языку стихотворение «Деревня» представляет горячую речь поэта-гражданина, выражающего взгляды и чувства передовых людей своего времени. Это достигается рядом поэтических приёмов. Стихотворение начинается обращением к деревне, как и полагается в ораторской речи. Вторая и третья строфы имеют одно и то же построение: «Я твой: я променял... Я твой: люблю сей тёмный сад...» Во второй части стихотворения тот же ораторский приём, повторения. «Здесь барство дикое... Здесь рабство тощее . . . Здесь тягостный ярем . . . Здесь девы юные...» Ораторским приёмом является и наличие в конце его восклицательных и вопросительных предложений.

Различное содержание двух частей стихотворения определило и различие образных средств языка поэта.

Интонация речи в первой части стихотворения спокойная, ровная, дружественная. Поэт тщательно подбирает эпитеты, передавая красоту сельской природы. Деревня для поэта — «приют спокойствия, трудов и вдохновенья». Он любит «мирный шум дубров», «тишину полей», «тёмный сад с его прохладой и цветами», «луг, уставленный душистыми скирдами», «двух озёр лазурные равнины». Каждый эпитет точен. Он или красочный («двух озёр лазурные равнины»; «нивы полосаты»), или эмоционально-оценочный («праздность вольную», «свободною душой»).

Во второй части интонация другая. Речь становится взволнованной. Поэт подбирает меткие эпитеты, даёт выразительную речевую характеристику: «барство дикое», «на пагубу людей избранное судьбой», «неумолимого владельца».

Крестьянство — это «рабство тощее», обречённое влачить «тягостный ярем до гроба», это «дворовые толпы измученных рабов».

Влияние классицизма, которое ещё сказывалось в то время в русской поэзии, видно и на стихотворении «Деревня», оно проявляется в тоне речи — приподнятом, ораторском, в использовании славянизмов (сей, лоно, рыбаря, тягостный ярем и др.), античных образов («двор цирцей», «оракулы веков»).

Стихотворением «Деревня» пользовались члены тайных политических обществ для пропаганды своих идей.

Цензура впервые разрешила напечатать стихотворение лишь в 1870 году, девять, лет спустя после отмены крепостного права.

Политические стихотворения Пушкина, написанные им до ссылки на юг, дополняются эпиграммами на политических деятелей того времени: Аракчеева, Голицына, архимандрита Фотия.

В этих эпиграммах Пушкин метко характеризует министра просвещения Голицына, как «гонителя просвещения»; Аракчеева — как «притеснителя всей России», как человека «без ума, без чувств, без чести». А в стихотворении «Сказки» Пушкин остро высмеивает «кочующего деспота», Александра I, обещавшего дать конституцию России: поэт не верит этим обещаниям и относится к ним, как к сказкам.

Своим взглядам, идейно объединявшим поэта со всей передовой Россией, Пушкин не изменил ни в ссылке, ни после разгрома декабристов. Об этом говорят написанные в 1827 году стихи «В Сибирь» и «Арион».

Приветствую тебя, пустынный уголок,

Приют спокойствия, трудов и вдохновенья,

Где льется дней моих невидимый поток

На лоне счастья и забвенья.

Я твой - я променял порочный двор Цирцей,

Роскошные пиры, забавы, заблужденья

На мирный шум дубров, на тишину полей,

На праздность вольную, подругу размышленья.

Я твой - люблю сей темный сад

С его прохладой и цветами,

Сей луг, уставленный душистыми скирдами,

Где светлые ручьи в кустарниках шумят.

Везде передо мной подвижные картины:

Здесь вижу двух озер лазурные равнины,

Где парус рыбаря белеет иногда,

За ними ряд холмов и нивы полосаты,

Вдали рассыпанные хаты,

На влажных берегах бродящие стада,

Овины дымные и мельницы крилаты;

Везде следы довольства и труда...

Я здесь, от суетных оков освобожденный,

Учуся в Истине блаженство находить,

Свободною душой Закон боготворить,

Роптанью не внимать толпы непросвещенной,

Участьем отвечать застенчивой Мольбе

И не завидывать судьбе

Злодея иль глупца - в величии неправом.

Оракулы веков, здесь вопрошаю вас!

В уединеньи величавом

Слышнее ваш отрадный глас.

Он гонит лени сон угрюмый,

К трудам рождает жар во мне,

И ваши творческие думы

В душевной зреют глубине.

Но мысль ужасная здесь душу омрачает:

Среди цветущих нив и гор

Друг человечества печально замечает

Везде Невежества убийственный Позор.

Не видя слез, не внемля стона,

На пагубу людей избранное Судьбой,

Здесь Барство дикое, без чувства, без закона,

Присвоило себе насильственной лозой

И труд, и собственность, и время земледельца.

Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,

Здесь Рабство тощее влачится по браздам

Неумолимого Владельца.

Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,

Надежд и склонностей в душе питать не смея,

Здесь девы юные цветут

Для прихоти бесчувственной злодея.

Опора милая стареющих отцов,

Младые сыновья, товарищи трудов,

Из хижины родной идут собой умножить

Дворовые толпы измученных рабов.

О, если б голос мой умел сердца тревожить!

Почто в груди моей горит бесплодный жар,

И не дан мне судьбой Витийства грозный дар?

Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный

И Рабство, падшее по манию царя,

И над отечеством Свободы просвещенной

Взойдет ли наконец прекрасная Заря?