Рецензия к роману Стоик. Оплот Часть 3 (Драйзер Теодор)

В «Оплоте» два драматических сюжета. Один из них — общий — судьба квакерства как нравственной системы и общественной силы; другой — частный — трагическая история Солона Барнса. Эти «сюжеты» едины в своем основании, развиваются в одном направлении, и общий служит активным фоном для частного. Главный конфликт романа — столкновение нравственного' идеала и предписанной им нормы поведения с силами, которые, по выражению Драйзера, «контролируют жизнь общества и страсти людские», а проще говоря, с социальной практикой и обусловленной ею «новой, моралью».

Столкновение разворачивается на двух уровнях — социально-историческом и личном.

На социально-историческом уровне Драйзер показывает деградацию квакерства в настоящем и его обреченность в будущем. Квакеры всегда были тружениками, людьми прилежными, энергичными. Они не удалялись от мирских дел и активно участвовали в экономической жизни страны. Они, вероятно, не сознавали, что их учение, как всякая моральная теория, не вечно и в какой-то момент придет в противоречие с общественным состоянием и с их собственной деятельностью. Наступило время, когда многие из них стали богатеть, сделались владельцами собственности, то есть преступили изначальные постулаты своей веры. Они испытывали неловкость. Дабы преодолеть ее, не отказываясь ни от веры, ни от собственности, они придумали формулу, гласившую, что богатство человека на самом деле принадлежит богу, а человек всего лишь распоряжается собственностью в соответствии с указаниями «Внутреннего света», то есть по божественному волеизъявлению. Это был первый шаг на гибельном пути. За ним незамедлительно последовал второй: коль скоро богатство принадлежит богу и используется в соответствии с его указаниями, стало быть, приумножение богатства, накопление собственности — дело вполне богоугодное. Не успели квакеры оглянуться, как многие из них стали владельцами домов, земельных угодий, промышленниками, банкирами, финансистами. Они начали находить вкус в роскоши и тут же потеряли вкус к простоте, скромности и прочим атрибутам квакерской жизненной нормы. Они вынуждены были подчиниться силам, законам, порядкам, господствовавшим в обществе, и вскоре от их квакерских принципов не осталось ничего. Все пропало, вплоть до примитивной порядочности, честности и любви к ближнему. Эту историю деградации квакерства Драйзер показывает на примере жизни и деятельности членов «Общества Друзей», с которыми приходит в соприкосновение Солон Барнс. Все они находятся на разных ступенях «падения», как бы демонстрируя этапы процесса исторической деградации квакерства.

Центральное место в романе занимает, разумеется, жизненная история Солона Барнса — сына, мужа, отца, банковского казначея, но в первую голову квакера. Для чистоты эксперимента Драйзер определил своему герою в качестве места рождения ферму в глухой части штата Мэн — северной окраины страны, — куда не проникли еще новомодные веяния и старые понятия сохранялись в чистоте. В родители ему писатель дал ортодоксальных квакеров, блюстителей традиций Фокса и Вулмэна. Общественная среда, с которой только и соприкасаются родители Солона, — местное «Общество Друзей». Убеждения его членов совершенно совпадают с убеждениями семейства Барнсов.

С детских лет Солон Барнс впитывает житейские и нравственные принципы квакерства в их незамутненном виде, и нет вокруг ничего, что могло бы подвергнуть их испытанию или сомнению. Нетрудно пренебрегать богатством, живя в бедности, легко быть скромным в одежде, имея одну пару штанов, несложно хранить целомудрие и скромность в отсутствие искушений, а трудолюбие и прилежание неизбежны там, где нелегко сводить концы с концами. С младых ногтей Солон становится как бы живым воплощением истинного квакерства, и его личная судьба становится частным вариантом исторической судьбы «Общества Друзей». Писатель устраивает так, что Барнсам приходится перебраться в Пенсильванию — бурно развивающийся штат, центром которого является «почти столичная» Филадельфия. Все меняется в жизни семьи: большой дом вместо маленькой фермы, коммерческая деятельность отца вместо прежнего тяжелого труда на земле, резкий подъем материального благосостояния семьи, богатые родственники и «Друзья», живущие в фешенебельных домах, посреди «неслыханной роскоши». Здесь уже не носят строгой квакерской одежды, не отказывают себе в удовольствиях, даруемых богатством. В этом новом для Барнсов мире много дурного, но не все в нем скверно. Здесь ценится образование, здесь читают разные книги, а не одного только Вулмэна, здесь, бывает, ходят в театр, хоть и нечасто, здесь спектр человеческих чувств богаче, ибо не придавлен строгим целомудрием и суровостью, и не всякое удовольствие почитается здесь грехом.

Со временем Солон женится, обзаводится детьми, достигает значительных материальных успехов. Беда его в том, что он желает сохранить моральный дух старого квакерства и одновременно преуспевать на коммерческой ниве. Как остроумно заметил один критик, Солон «не только оплот веры, но и оплот делового мира. Он равным образом преуспевает в банке и в молитвенном доме». Его путь — путь трагических компромиссов, путь приспособления веры к новым требованиям времени. Незаметно для себя и для окружающих Солон сдает одну позицию за другой и со временем обнаруживает, что в его сознании законы коммерции оказываются напрямую связаны с божественной волей. Солон не может навязать миру квакерский моральный кодекс. Тут он бессилен. Зато в доме своем он устанавливает порядки, естественные и органичные для него. Это порядки архаичные, основанные на стародавних квакерских традициях, быстро исчезающих с лица земли под натиском современной цивилизации. Ему легко дышится только в собственном доме; только здесь он в мире с самим собой.

Однако детям его домашний уклад чужд, стеснителен, враждебен. Детство и молодость их проходят совсем не так, как детство и молодость Солона. Они растут в другом мире, у них другие интересы. И насилие, которое он совершает над детьми, вынуждая их существовать в атмосфере, противоречащей всем их жизненным устремлениям, порождает отчуждение между ними и родителями, превращает родной дом в тюрьму. Неудивительно, что судьба их трагична: их ждет позорная смерть (Стюарт), одиночество (Айсобел), остракизм (Этта), бездуховное, хотя и обеспеченное, существование (Доротея, Орвил). Солон не понимает своих детей, не понимает совершенно искренно, и в этом тоже его трагедия. Он их любит, но не в силах им помочь. Желая им добра, он неизбежно творит зло. Драйзер поступил как истинный художник, подробно показав историю отпрысков Солона. Тем самым писатель придал общечеловеческий смысл и характер его драме, которая в противном случае могла выглядеть только как драма индивидуального сознания.

Художественное исследование Драйзера многопланово, многоаспектно, и результаты его не могут быть сведены к одной фразе. Но все же мы рискнем предложить один вывод, возникающий как бы на двух уровнях. На уровне конкретно-историческом он гласит: в мире, где инстинкт стяжательства заполонил все, квакерство обречено на компромиссы и исчезновение. На уровне общефилософском — никакая система нравственных идеалов, принципов, ценностей не укажет людям, «что делать», если она вступает в противоречие с направлением социального развития эпохи.

Творческая история «Стоика» во многом напоминает судьбу «Оплота». Роман писался в несколько приемов на протяжении тридцати лет и остался незаконченным. Перед смертью Драйзер написал несколько глав заключительной части и набросал заметку для финального «монолога». Заметки были впоследствии опубликованы вдовой писателя. Все это должно было сказаться, и сказалось, как на содержании книги, так и на ее стилистике. В 10-е годы Драйзер мыслил и писал не так, как в 20-е, а в 20-е — иначе, чем в 30-е, не говоря уже о 40-х.

Менялась жизнь, менялся писатель. Новый социально-исторический и личный опыт заставлял его по-новому смотреть на вещи. Со «Стоиком» следовало, конечно, поступить так же, как с «Оплотом», — переписать. Но на это у Драйзера уже не было сил. Незадолго до смерти он бросил работу, «потому что устал», как он сам заметил в одном из последних своих писем.

В том виде, в каком этот роман ныне публикуется, он не образует целостного идейного и художественного единства, разные его части «конфликтуют» друг с другом, движение авторской мысли, ее неожиданные повороты и переходы вызывают порой недоумение. Это же справедливо и относительно стиля, который лишен единства. Более того, многие главы похожи не столько на художественный текст, сколько на относительно подробный пересказ замысла.

Те части «Стоика», которые были написаны в 10-е годы, по духу своему и по форме вполне соответствуют «Финансисту» и «Титану». Драйзер продолжал следовать биографической канве Чарльза Йерк-са, положив на нее характер и темперамент своего героя Фрэнка Каупервуда. Каупервуд вознамерился объединить, усовершенствовать, а затем прибрать к рукам линии лондонской подземки. Эту финансовую операцию писатель изображает подробно, в деталях, со множеством пояснений. То есть совершенно так, как он описывал финансовые авантюры своего героя в Филадельфии («Финансист») и Чикаго («Титан»). Столь же много внимания Драйзер продолжает уделять любовным похождениям Каупервуда, его отношениям с женой (Эйлин), возлюбленной (Беренис) и другими дамами. Хотя, конечно, стареющий Каупервуд уже не тот, что прежде. Следуя жизненной истории Йеркса, Драйзер должен был описать смерть Каупервуда и судьбу его наследства. В свое время Драйзер был поражен тем обстоятельством, что миллионы Йеркса ушли на покрытие судебных издержек, оплату закладных, долговых обязательств и т. п. От огромного капитала не осталось ничего. Драйзер разобрался в механике «таяния» капиталов Йеркса, понял, что и куда «подевалось». Экономический смысл всей этой истории был ему ясен. Но он не сумел тогда дать ей философскую оценку, а социальные аспекты трагедии остались за пределами его понимания. Короче говоря, Драйзер не был удовлетворен повествованием и отложил его до лучших времен.

Трудно сказать, в какой момент мысль Драйзера переключилась с сожаления об исчезнувшем богатстве на тщету и бесполезность всей бурной деятельности Йеркса — Каупервуда. Может быть, тогда появились главы, описывающие болезнь Каупервуда и его размышления о бесцельности прожитой жизни. Отсюда был один шаг до понимания паразитической сущности бытия Каупервуда, который ничего не создавал, а только манипулировал финансами. Но этого шага Драйзер' так и не сделал. Он сосредоточился на общефилософской проблеме смысла жизни, ответственности человека, его социальной активности во имя блага людей, и тут на первый план выдвинулся образ Беренис. Совершенно неожиданно для читателя и вне всякой логической связи с предшествующим повествованием, автор отправляет ее в Индию, дабы она могла «прозреть», наблюдая нищету индусов, и обрести высшую мудрость, способность к самосозерцанию и тем самым к постижению истины. Но, как уже видел читатель, гора родила мышь. Вся великая восточная мудрость и знание высшей истины повернули жизнь Беренис в русло филантропической любви к ближнему, и не более того. Понимал ли Драйзер, что «сбился с пути»? Или, напротив, полагал, что в высоком идеализме брахманизма и в самом деле содержится единственная истина?

В заключение вернемся к вопросу о философских воззрениях Драй зера. Его штудии 30-х годов, внимательное изучение трудов Эмерсона и Торо, пристальный интерес к достижениям естественных наук, подготовка обширного философского труда «Формулы жизни», завершенное эссе «Мой творец», работа над книгой «Негаснущие мысли Торо», наконец, философские аспекты «Оплота» и «Стоика» дают нам основание заключить, что в основных вопросах философии Драйзер был идеалистом, принимающим бога в форме неких животворящих духовных сил, непрерывно создающих и пересоздающих мир. В гносеологии Драйзер был интуитивистом, в естествознании — телеологом. Увлечение Драйзера квакерством не было случайным. Понимая всю его обреченность, Драйзер тем не менее сочувствовал концепции «Внутреннего света», сближавшейся с философскими идеями трансценденталистов. Кстати, многими своими философскими убеждениями Драйзер был обязан именно трансценденталистам.

У некоторых наших специалистов по Драйзеру сложилось весьма своеобразное представление о философских воззрениях писателя, опирающееся не на его творчество, а на некоторые общеизвестные факты его биографии. Логика их рассуждений примерно такова: Драйзер изучал труды Маркса, и это помогло ему понять многое в современной действительности; Драйзер сочувственно отнесся к Октябрьской революции, был другом Советской России, побывал в нашей стране и даже написал об этом книгу; Драйзер принимал участие в общественно-политической борьбе 30-х годов, поддерживал забастовочное движение горняков, выступал в их защиту; Драйзер был активным антифашистом, побывал в воюющей Испании и всячески поддерживал республиканцев; в годы второй мировой войны он выступал в поддержку Советского Союза, а перед самой смертью написал письмо Фостеру с просьбой принять его в Коммунистическую партию США, — следовательно, мы должны считать Драйзера материалистом, марксистом и коммунистом.

Все сказанное выше справедливо, кроме вывода. Драйзер действительно изучал труды Маркса, которые помогли ему разобраться в экономике капитализма; он и в самом деле сочувственно отнесся к Октябрьской революции по двум причинам: он всегда был демократом и готов был поддержать народную борьбу, и, кроме того, революция в России показала ему принципиальную возможность социального переустройства мира; он действительно поддерживал стачечную борьбу американских рабочих, как это делали многие американские писатели различных политических убеждений (от коммунистов до буржуазных либералов); он был антифашистом подобно всем прогрессивным писателям мира; он подал заявление о приеме в коммунистическую партию, поскольку видел в ней единственную честную партию, отстаивающую интересы народа и последовательно борющуюся против фашизма.

В одном из своих писем (к Уоррену Кларку) Драйзер писал: «Я почти не вижу разницы между тем, что Друзья (квакеры) пытаются сделать здесь и что коммунисты пытаются сделать в России. И те и другие отказываются от стремления к выгоде, чтобы помочь человечеству достичь более высокого уровня и более счастливой жизни». Нужен ли комментарий!

Драйзер был великим реалистом, выдающимся художником, прогрессивно мыслящим буржуазным демократом, борцом против фашизма. Но он не был ни марксистом, ни коммунистом, ни даже социалистом, что с полной очевидностью просматривается в его последних двух романах.

Назад