Анализ стихотворения «Брожу ли я...» (Пушкин А. С.)

Пушкин назван Жуковским «Дневным светилом русской поэзии» за жизнерадостность и оптимизм его стихов, за любовь к жизни, за философское отношение к смерти.

Доказательством этому является стихотворение Пушкина «Брожу ли я…», посвященное философским размышлениям поэта о жизни и смерти.

Стихотворение, представленное восемью строфами, в целом проникнуто элегическим настроением, но финал в нем звучит по-пушкински оптимистично, именно это обстоятельство позволяет разделить поэтический текст на две части (5+3), различающиеся эмоциональной окраской.

О чем же размышляет лирический герой? Его, осознающего себя частью окружающей действительности, не покидает мысль о бренности жизни: о смерти, о неизбежном приближении ее, о месте и конкретном часе.

Но в конечном итоге герой освобождается от грусти, принимая этот справедливость этого закона жизни. Не случайно поэт здесь не изменяет мажорному ритму 4-х стопного ямба вкупе с перекрестной рифмовкой и чередованием женской и мужской клаузул.

И не случайно философское стихотворение начинается с периода: первые три строчки создают «нагнетания экспрессии» :

Брожу ли я вдоль улиц шумных,

Вхожу ль во многолюдный храм,

Сижу ль меж юношей безумных…

а последняя строка - главное предложение:

Я предаюсь моим мечтам, -

- выполняет роль сентенции, где заложена главная мысль: лирический герой, находясь среди людей, замыкается в своем собственном мире, «предаваясь своим мечтам».

О чем эти мечты? Эти размышления? О бренности жизни. «Мы все сойдем под вечны своды», - так вводится сема смерти во второй строфе. Архаическое звучание этих строк (прием использования парафраза и краткая форма прилагательного в косвенном падеже) придает тексту некую философичность: так всегда было, есть и будет (!).

Поэтому, может быть, в третьей строфе, в отличие от второй, появляется сема «жизни»: автор словно переносит своего героя на лоно природы и вводит здесь образ «уединенного дуба», (именно этот образ в русской литературе является олицетворением земной жизни и природы в целом). Автор утверждает, что жизнь человека настолько коротка, что даже жизнь «дуба - патриарха» длиннее:

… патриарх лесов

Переживет мой век забвенный,

Как пережил он век отцов.

Но снова возникает тема закономерности смены поколений: век отцов сменился веком сынов, как затем сменится …веком внуков. (Лексический повтор «переживет–пережил» служит подтверждением этой мысли). Именно в этом ключе развивается лирическое повествование дальше, в четвертой строфе:

Младенца ль милого ласкаю,

Уже я думаю: прости!

Тебе я место уступаю;

Мне время тлеть, тебе цвести

Здесь автор словно старается избегать слов «смерть», «умирать», заменяя их эвфемизмами: «уступаю», «тлеть».

Это слово - «смерть» появляется лишь в пятой строфе, когда лирический герой пытается угадать, где она настигнет его, можно сказать, что он, пусть с опасением, но даже ждет ее. Об этом свидетельствует лексика: дважды повторенное «каждый», «привык», «грядущей».

И далее (6-7строфах) время и место смерти получают конкретное воплощение – «година» - «годовщина», «день» и «бой», «странствия, волны, соседняя долина».

Но тут интонация заметно меняется (! ): чувствуется ирония, когда герой упоминает сначала о своем «охладелом прахе», а потом о «бесчувственном теле». Кроме того возникает сема «родины, родного предела»: но, несмотря на то, что «бесчувственному телу равно повсюду истлевать», лирический герой говорит о желании «почивать» именно там. Веет теплом от этих строк. (звучание этой темы перекликается с строками стихотворения П «Дорожные жалобы »)

А уж восьмая строфа звучит торжественно и по-пушкински оптимистично, она знаменует начало новой жизни:

И пусть у гробового входа

Младая будет жизнь играть,

И равнодушная природа

Красою вечною сиять.

Торжественность придает и с надеждой произнесенное слово «пусть», и архаизмы ( «младая», и «краса») , и инверсивно построенные конструкции («Младая будет жизнь играть», «красою вечною»), соединенные «библейским» повторением (И –и).

…Но все же за торжественностью проглядывает (и не может быть по-другому)

грусть: лирический герой, принимающий главный закон жизни – ее сменяемость - все же понимает, что человеческое существование и существование вечной «равнодушной природы» подчиняются разным законам.