«Мода — не что иное, как одна из многих форм жизни, посредством которых тенденция к социальному выравниванию соединяется с тенденцией к индивидуальному различию и изменению в единой деятельности». (Г. Зиммель) (Сочинение на свободную тему)

Почему люди порой слепо и фанатично следуют моде? Особенно актуальной проблема значения и функций этого социального института представляется в свете недавнего старта продаж новой модели IPhone, когда, к примеру, москвичи занимали очередь за престижным гаджетом за несколько дней и готовы были много часов провести на улице, лишь бы первыми совершить долгожданную покупку. Исследовательская актуальность ее также не поддается сомнению, так как в современной социологии активно развивается направление культурсоциологии, рассматривающее общество не как исключительно надындивидуальную реальность, а как нечто, подвластное изменению человеком и определяемое вкладываемым им смыслом.

Изучение моды как социального института и совокупности символов позволило бы синтезировать это новое направление и уже ставшие классическими макросоциологические теории и теории среднего уровня.

Так в чем же непреходящее значение моды? По мнению немецкого философа и социолога Г. Зиммеля, мода, с одной стороны, позволяет человеку проявить свою индивидуальность, с другой, снимает с него ответственность за этот шаг и закрепляет его членство в какой-то общности. Сочетая несочетаемое, этот социальный феномен примиряет две, казалось бы, противоположные человеческие наклонности, дает возможность удовлетворить одновременно и социальные, и престижные потребности, потребности в самоактуализации (по классификации А. Маслоу). Из этого утверждения становится понятна долговечность и живучесть моды. С философской точки зрения, мода иллюстрирует закон единства и борьбы противоположностей, сформулированный великим немецким философом Г. В. Ф. Гегелем. Она рождается из противоречия между имманентно присущими человеку стремлениями к индивидуализации, обособлению и интеграции, единению с другими людьми. Ощущая себя частью социума, индивид преодолевает конечность собственной жизни, сливается с чем-то абсолютным и вечным. Вместе с тем, он стремится оставить свой след в этом мире, удовлетворить то, что Э. Фромм назвал потребностью «в трансцендировании, выходе за пределы наличного», проявить свое творческое начало. В то же время, по крайней мере с позиции экзистенциализма и индетерминизма (как в частности отмечал Ж.-П. Сартр в своей статье «Экзистенциализм это гуманизм»), человек несет ответственность за свои действия, соответственно, испытывает тревогу от того, что своими поступками он каждый раз творит новый образ самого себя и всего человечества. Здесь на сцену вступает мода, снимающая с индивида груз ответственности за возможные последствия проявления его индивидуальности, но в то же время оставляющая ему некоторую свободу действий. Следует добавить, что, как мне кажется, с точки зрения неокантианства, мода становится своеобразным символическим посредником, теми очками, через которые мы смотрим на других людей и которые, подобно формам познания у И. Канта, накладывают свой отпечаток на процесс нашего взаимодействия с окружающим миром. По мнению сторонников теории компенсации, в условиях сложного и быстро меняющегося современного мира у людей возникает потребность в простых схемах, объясняющих происходящие процессы и место человека в мире. Так возникает мода на иррациональные, но доступные идеи. Показательна в этом отношении популярность экстрасенсов, гороскопов, оккультных практик, выросшая на благодатной почве неопределенности лихих девяностых. Таким образом, мода выступает и как объективный социальный феномен, интегрирующий членов общества, и как субъективно творимая структура и форма общения людей и познания мира.

Говоря о социальном аспекте проблемы, нельзя не отметить, что в эпоху модерна, а по мнению некоторых исследователей и постмодерна, в моде, да и в культуре вообще, объективное, навязанное все более вытесняет субъективное, индивидуальное. С появлением массового конвейерного производства, формированием среднего класса и общества потребления начался процесс унификации и стандартизации духовной сферы. Если раньше вещи были уникальны и часто создавались на века, теперь они становятся дешевыми, мода меняется все быстрее и быстрее. Вероятно, происходит своего рода овеществление этого социального феномена, из подобия искусства, связывающего человека с обществом как с чем-то абсолютным, она становится просто совокупностью товаров. Тогда потребление торжествует как самоцель, формируется современный аналог фетишизма. Философ Г. Маркузе в своей работе «Одномерный человек» пишет, что индивид отвечающий этим характеристикам, готов променять свободу самовыражения на материальные блага, лишается способности мыслить самостоятельно. Тех же, кто все же пытается сопротивляться, общество потребления часто все равно подавляет. Например, американский философ и феминистка С. Бартки подчеркивает, что женщина сегодня уподобляется заключенному паноптикона (идеальной тюрьмы по И. Бентаму, где узник не знает, следят за ним в данный момент или нет, но предполагает, что это возможно), поскольку ей все время приходится соответствовать навязанным стандартам красоты. В конечном счете, мода уже служит не индивидуализации, а деперсонализации, не интеграции, а разделению по уровню дохода. Общество, подобное вышеописанному, можно обнаружить в романе-антиутопии «О дивный новый мир» О. Хаксли. Здесь нет места нравственности, высокой культуре, даже семье, все подчинено поставленному на поток потреблению, люди счастливы, потому что не задумываются о бессмысленности своей жизни, их роли заранее определены, что отражено и в цвете одежды.

Из пассивного потребительства одномерного человека вытекает проблема, связанная с политической стороной вопроса. Мода и ориентация на удовлетворение материальных потребностей подчиняют себе политический процесс, поэтому границы между идеологиями размываются, в программах почти всех партий можно найти популистские пункты о повышении зарплат и пенсий, экономическом росте, социальных гарантиях. При этом мало кого волнует, что большая часть этих обещаний не выполняется. Кроме того, существует проблема абсентеизма, низкого уровня политического участия и мобилизации. Подтверждают это результаты опроса, проведенного Левада-центром, согласно которым прогнозируется рекордно низкая явка (58%) на выборах президента РФ в 2018 году. А если граждане и участвуют в политической жизни, то часто принимают решение, исходя не из рациональных соображений, а из популярности какого-то кандидата или партии. Итак, мода постепенно распространяет свои закономерности и на сферу политики, превращая ее в своеобразный супермаркет или шоурум, где значение имеет не содержание программы, а обаяние и имидж политика.

Что касается экономического аспекта, следует отметить, что одной из причин перехода к обществу массового потребления стала политика кейнсианства, проводимая в США и Европе для преодоления последствий Великой депрессии. Она предполагала искусственное стимулирование совокупного спроса и увеличение доходов населения посредством организации общественных работ, повышения зарплат, выплаты пособий для увеличения ВВП и оживления экономики. В итоге это вызвало бум потребления, который продолжал поддерживаться государством. Мода играет в этом процессе не последнюю роль, поскольку является неценовым фактором спроса. Кроме того, в экономике существует эффект Веблена, согласно которому, находясь, под общественным давлением, люди могут действовать нерационально, чем выше цена на товар роскоши, тем большее его количество они приобретают. Таким образом, в экономической сфере мода может быть полезной для государства при необходимости увеличить спрос, но невыгодной для отдельного человека.

Подводя черту, хотелось бы отметить, что с выделенными автором высказывания функциями моды нельзя не согласиться. Несмотря на всю озвученную критику этого социального института, нашу жизнь, кажется, очень трудно представить без моды. К тому же столь негативно оцениваемое общество потребления, по мнению многих ученых, уходит в прошлое. На смену ему приходит общество переживаний, в котором люди ориентированы не на удовлетворение насущных потребностей, а на то, чтобы интересно прожить свою жизнь. Как считает американский социолог Р. Инглхарт, для нового поколения ведущими станут так называемые постиндустриальные ценности: свобода, самореализация, творчество, альтруизм. Возвращаясь к нашим баранам, то есть к старту продаж нового Iphone, хочется надеяться, что для людей в очереди основную цель представляла не очередная покупка, а новое приключение, знакомство и общение. Возможно, в этом они нашли свой способ преодоления конечности жизни.