Портреты персонажей Н. В. Гоголя (Гоголь Н. В.)

При создании характеров своих героев Гоголь уделял большое внимание описанию их внешности, «разглядывая малейшие пустяки его костюма». В своей авторской исповеди он признается, что без таких подробностей он не умел угадывать человека: «Угадывать человека я мог только тогда, когда мне представлялись малейшие подробности его внешности». Среди таких портретов Валерьян Переверзев выделяет описание Ноздрева с его «белыми, как снег зубами и черными, как смоль бакенбардами», Собакевича во «фраке медвежьего цвета» и Плюшкина.

Портретизм Гоголя, как и других художников поместной среды — следствие той разобщенности и консерватизма, которые присущи натурально-крепостному укладу.

Но все портреты Гоголя имеют резко бросающуюся в глаза особенность, которой они выделяются из портретов других крупных художников слова. Эта особенность заключается в поразительной точности, определенности и законченности гоголевских портретов.

Обычно гоголевским портретам приписывают некую типичность, какую-то особенную общность, алгебраичность. Говорят, что это не личности, а собирательные фигуры, вроде слитных портретов. Исследователь полемизирует с этим мнением, утверждая, что если бы портреты Гоголя не были индивидуальны, то они были бы отвлечённы и мертвы. Поэтому для произведения необходимы и типичность, и индивидуальность, поскольку без типичности оно неглубоко, незначительно, а без индивидуальности оно мертво.

Особенность Гоголевских портретов не в исключительной типичности, а в исключительной несложности и примитивности. В его портретах нет той игры физиономии, которая создастся высокой интеллектуальностью и сложной гаммой душевных переживаний. Простота, несложность и однородность портрета делают его особенно выразительным, легко запоминаемым. Эта простота - необходимое следствие той примитивности, которая свойственна была мелкопоместной провинции. Слишком уж просты и несложны были живые люди, с которых писал свои портреты Гоголь.

Однако исследователь делает акцент на том, что только те портреты, которые воспроизводят образы поместного и чиновного мира дореформенной среды, имеют художественную ценность. Ведь только здесь, в родной среде, Гоголь мог производить те скрупулезные наблюдения над внешностью человека, о которых он пишет в авторской исповеди, только эту среду он знал до тончайших мелочей и пустяков.

Мелкопоместная и чиновная среда дореформенной провинции не допускала появления могучих и красивых людей. Здесь не было главного условия человеческой красоты — борьбы и активности, в которых развивается тело, приобретая упругость и гибкость, крепнет и развивается мысль, давая телу прелесть одухотворенности. В условиях вечного сна и сытости, в каких живут гоголевские герои, только и могут вырабатываться сонные и дряблые фигуры и лица.

Поэтому создание портретов страшных и прекрасных людей стало для Гоголя своего рода ахиллесовой пятой, если можно так выразиться, потому что об их существовании он знал только из литературы. Сам же он считал создание таких портретов совсем не трудным делом: «Просто, — пишет он, — бросай краски со всей руки на полотно — черные палящее глаза, нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ, — и портрет готов». Однако краски остаются яркими, а портреты бледными; читатель даже не видит образа за яркими красками.

Переверзев утверждает, что душа портрета не в красках, а в характерной их группировке, и что эта группировка есть плод очень долгого и внимательного изучения живого материала и упорной работы над портретом.

Бросая просто краски со всей руки, Гоголь не создал ни одного живого портрета. Сколько ни пытался он изобразить портрет божественно-прекрасной женщины, толку получилось мало. Все его красавицы лишены главного свойства — характера и индивидуальности. Проститутка с Невского или казачка, польская панночка, или албанка — все они у Гоголя одно и то же. У всех ослепительной белизны лоб, черные, как агат или как смоль, волосы, ресницы, как стрелы, очи, как ночь и молния, все божественно совершенны.

Далее исследователь сравнивает гоголевский портрет незнакомки из повести «Невский проспект» с портретом Анны Карениной у Толстого и приходит к выводу, что «У Толстого портрет — живая женщина, а у Гоголя это — манекен, которому дана прекрасного цвета кожа, восхитительные, небесного цвета глаза, густые смолистые волосы, но который при всем том поражает своей деревянностью и отвлеченностью.

К созданию страшных демонических портретов Гоголь обращался реже, и удавались они ему не больше, чем прекрасные. К таким можно отнести цыгана из «Сорочинской ярмарки» и ростовщика в повести «Портрет». В той среде, которую он знал и отражал в своем творчестве могучий дух злобы и разрушения выродился в мелкого пакостника, в проказливого бесёнка. Оттого и не удавались ему страшные портреты.

Подводя итог, Валерьян Переверзев приходит к выводу, что бессильный в творчестве таких портретов, Гоголь навсегда останется никем не превзойденным мастером портретов, в которых получили законченное выражение до последней степени упрощенные и ничтожные физиономии мелкопоместной и чиновной среды крепостной поры.