Возможно ли проявление человечности на войне? По тексту В. П. Астафьева «Одно желание было у лейтенанта Бориса Костяева: скорее уйти от этого хутора, от изуродованного поля подальше, увести с собой остатки взвода в тёплую, добрую хату и уснуть…» (ЕГЭ по русскому)

Возможно ли проявление человечности на войне? Над этим вопросом предлагает задуматься Виктор Петрович Астафьев в предложенном для анализа тесте.

Далее писатель акцентирует внимание читателей на том, что Костяев, рискуя попасть под пули солдата закрывает собой этих несчастных. Этот пример показывает, что поступок лейтенанта в такой противоречивой ситуации был, пожалуй, единственно верным по всем существующим законам, особенно нравственным: пленные — это уже поверженные враги, их не убивают.

Особого внимания заслуживает поведение военного врача, который перевязывал раненых в «ближней полуразбитой хате».

Действительно, оказать помощь пленному — это не только проявление долга врача, но и образец нравственности в ситуациях далёкой от милосердия. Оба приведенных примера, дополняя друг друга, объединены мыслью о том, что человечность торжествует, вопреки жестокости, ненависти и насилию, которые сопровождают войну во все времена.

Позиция автора такова: несомненно, на войне есть место человечности.

Нельзя не согласиться с писателем в том, что даже в такое тяжёлой, безжалостной обстановке войны люди находят в себе силы остаться людьми. И так действительно было, вразрез тому, что это, казалось бы, невозможно: от пережитого горя, страданий, потерь близких, родных, друзей… И человечность была ничем-то исключительным, а самым что ни на есть обычным делом для русского человека. Достаточно вспомнить роман «Война и мир» Л. Н. Толстого, на страницах которого показано, что милосердие свойственно русским офицерам, солдатам, простым людям.

Также нельзя не обратить внимание на случай, когда русские солдаты обогрели и накормили французского офицера Рамбля и его денщика Мореля. Эти эпизоды подтверждают мысли В. П. Астафьева о том, что очень важно сохранять в себе доброту, даже в ситуациях, которые, казалось бы, требуют обратного.

Итак, безусловно, человечность на войне возможна потому, что проявить сострадание к врагу — значит, знать цену человеческой жизни.