«Моцарт и Сальери» как столкновение двух отношений к искусству (Пушкин А. С.)

«Некоторые учатся танцевать, другие рождены для этого»

Моцарт — молодой и праздный композитор, который беззаботно сочиняет музыку, наслаждается жизнью и всем тем, что его окружает. От его музыки, как и от него самого, исходит радость, свет и гармония. Он чётко понимает, что его призвание — искусство. Музыка Моцарта звучала повсюду, она будто бы парила в воздухе, ведь даже слепой скрипач, услышав её, мог сыграть арию на слух, не видя при этом нот. Гениальность Моцарта признавали всё, в том числе и его друг Сальери.

Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь;

Я знаю, я.

Сальери- полная противоположность Моцарта.

Он стар, горд и серьёзен. В отличие от своего друга, Сальери понимал, что он не наделён даром свыше, поэтому музыка ему давалась с большим трудом.

Уже с самого детства он принёс себя в жертву ремеслу, усердно и долго занимался над техникой, придав пальцам «послушную, сухую беглость». Сальери умертвил звуки, словно укротив их. Я считаю, что нет ничего плохого в том, чтобы нарабатывать своё мастерство, упражняться, но если в музыке нет духовности, чувств и эмоций, то любое искусство перестанет быть таковым. Поэтому Сальери часто использует выражения «труд, ремесло», что полностью отражает его отношение к музыке.

Основой повествования является противопоставление. Перед нами вновь и вновь всплывают контрасты между друзьями: Моцарт и Сальери, талант и упорство, серьёзность и праздность, искусство и труд.

Перед ним также всю жизнь был совершенно иной пример творца — Моцарт, талант и божий дар которого позволяли ему писать музыку без особых усилий.

Намедни ночью

Бессонница моя меня томила,

И в голову пришли мне две, три мысли.

И, конечно, Сальери признаётся, что испытывает зависть к Моцарту,

однако было в характере молодого композитора то, что губило Сальери изнутри сильнее зависти: он признавал всю гениальность и бессмертие музыки друга: «Какая глубина! Какая смелость и стройность!», в то время как Моцарт даже не был уверен в этом: «Ба! Право? Может быть…». Моцарт высмеивал собственные сочинения, позволял «малярам негодным пачкать Мадонну Рафаэля», называл свои великие творения безделицей. И, как бы подведя итог, Сальери делает вывод:

-Боже!

Ты, Моцарт, недостоин сам себя.

Сальери был помешан на идее о том, что после смерти Моцарта искусство падет вновь: «Так улетай же! чем скорей, тем лучше».

Для него справедливость и правда перестали существовать не только не земле, но и на небесах. Ведь если бы Бог существовал, он бы не стал наделять талантом «гуляку праздного», а даровал его более подходящему для роли гения человеку: Сальери. В его мыслях и поступках, как мне кажется, чувствуется отчаянность и глухая боль. Вот что писал об этом литературный критик А. И. Герцен: «Не угадываете ли вы <...> разбитое существование человека, уже привыкшего к страданию?». В словах Сальери он видел безысходность человеческого существования.

Конечно, это не может быть оправданием его злодеяний, но тем не менее, я испытала сострадание к этому персонажу.

Перед своей гибелью Моцарт сказал значимую фразу: «А гений и злодейство — две вещи несовместные». Эти слова заставляют Сальери усомниться в своих действиях, задуматься: что, если Моцарт прав? Что, если все его старания напрасны, и он всё-таки не гений, раз решился на такой поступок? На эти вопросы читателю, как и Сальери, придётся ответить самому. Но ясно лишь то, что музыка Моцарта продолжала и будет продолжать жить вне времени, несмотря на смерть её создателя…