Берег вычитанных стран (Сабатини Рафаэль)

Есть страны, до которых не добраться ни но морю ни по суху; в одном из своих стихотворений Р. Л. Стивенсон назвал их «вычитанными». Едва ли найдется человек, никогда не бывавший там. И чем люди старше, тем многочисленнее и разнообразнее берега, куда возвращает их память или книги их юности.

Видимо, читатель уже догадался, что речь идет о приключенческой литературе. Ведь увлечение ею, в свое время сменив увлечение сказками, порой сопровождает человека всю жизнь. Эти страны вполне реальны — они отмечены на картах, подробные сведения о них можно найти в исторических и географических трудах и популярных изданиях. И все же для многих из нас они так и остаются «вычитанными странами» и реальны именно как таковые. Главное, с чем они связаны в нашем восприятии, — своеобразное триединство места, времени и действия.

Для читателя отдельно взятого произведения приключенческой литературы место и время описываемых событий неразрывно связаны с их героями. Это мир в миниатюре, мир со своим темпом и ритмом жизни, мир, за которым читатель не наблюдает со стороны, но живет в нем. Поэтому реакция на книгу читателей разных возрастов различна. Подросток реагирует непосредственно и эмоционально; взрослый же требует известной рациональности либо откровенно принимает условия игры, предлагаемые писателем. Потому-то взрослый читатель, не вкусивший приключенческой литературы в юности, никогда не познает ее очарования. По мере нашего дальнейшего знакомства с произведениями того или иного автора мир этот расширяется, становится более сложным, многообразным и красочным, оставаясь миром одного творца. Так, все, о чем писал Жюль Верн (при том, что действие его книг происходит на земле и под землей, на воде и под водой, в воздухе, в межпланетном пространстве), образует целостный и гармоничный мир, населенный соответствующими ему и едиными с ним людьми. Его не спутаешь ни с каким другим, скажем, с миром Майн Рида, Купера или Эмара.

Если мир каждого писателя-«приключенца» образует своеобразную галактику, то все они, вместе взятые, составят своего рода вселенную, которая, при всем разнообразии ее элементов, иногда доходящем до несовместимости, обладает рядом особенностей. Прежде всего это склонность ее «населения» к аваптюризму (как-никак приключения!) и удивительное постоянство и единодушие ее творцов — то бишь авторов — в подходе к разрешению сложных жизненных коллизий: если добродетель и не всегда вознаграждается, то норок наказан всегда. На основании отмеченных особенностей некоторые компетентные и слишком серьезные люди отделили приключенческую литературу от неприключенческой, а то и вовсе от литературы. Но можно ли в таком случае заподозрить взрослых любителей приключенческой литературы в известной ущербности интеллекта и неадекватности восприятия? Оказывается, нельзя! Достаточно обладать одним завидным качеством, которое Артур Конан Дойл отметил в своей автоэнитафии:

Я выполнил свою простую задачу,

Если дал хотя бы час радости

Мальчику, который уже наполовину мужчина,

Или мужчине — еще наполовину мальчику.

Где та, невидимая грань, за которой исчезает стиль точно найденное автором Шерлока Холмса «еще»? Да и всегда ли оно исчезает? На наш взгляд, человек, не перешедший ее, — счастливый человек. Таких людей не так уж мало, их можно встретить среди самой почтенной публики, среди тех, кто, казалось бы, давно забыл об увлечениях юности. Вот один красноречивый пример. Первое издание «Острова сокровищ» Стивенсона было мгновенно раскуплено. Рассказывали, что премьер-министр Англии Гладстон, случайно увидев роман у своего коллеги по кабинету министров Розбери, весь следующий день тщетно искал книгу но магазинам. Очевидно, Розбери так и не уступил ему своего экземпляра.

Да, Конан Дойл очень точно определил, для кого приключенческая литература не теряет с годами обаяния и привлекательности. Разумеется, между читателями, начинающими и завершающими читательский путь (возьмем крайние пределы), есть различие. Для первых «берег вычитанных стран» может стать реальностью: он манит их, заставляя мечтать и с весельем и отвагой стремиться вперед. Для последних этот берег позади; они оглядываются назад и провожают его грустным взглядом и благодарной улыбкой.

* *. *

Первому изданию романа Стивенсона «Остров сокровищ» было предпослано стихотворное обращение к читателю. В нем автор приглашает последовать за собой тех, кого увлекают

...рассказы о смелых моряках,

О приключеньях их, о бурях и преградах,

О шхунах, островах, бездольных бедняках,

Оставленных на них, и о зарытых кладах,

И о разбойниках...

Далее автор вспоминает Кингстона, Баллантайна, Купера — писателей, которыми увлекалось его поколение, и заканчивает грустным признанием, что если нынешнюю молодежь все это уже не интересует, то ему останется одно — а именно:

...моим пиратам всем найти успокоенье,

В могилу с ними лечь, куда легли давно

Те старые творцы и с ними их творенья.

Как известно, интерес ко всему, что обещал своим читателям Стивенсон, не пропал не только у юношества. Конечно, предуведомление было шуткой. Он нисколько не сомневался, что «рассказ в духе старины» увлечет читателей, как и его самого до конца дней увлекали подобные рассказы.

Приключенческий жанр во всех его подвидах — жанр своенравный и привередливый. Он равно требователен и к своим читателям, и к творцам. Он не допускает ироничного к себе отношения, хотя отнюдь не чужд самоиронии. Только тем, кто обращается к нему с безоглядной верой и с чистым сердцем, открывает он дверь в мир, где, по французской пословице, «все правдоподобно, как сказка, и невероятно, как сама жизнь».

Так стоит ли обращать внимание на обвинения в адрес писателей-«приключенцев» в несерьезности, неправдоподобии и невероятности того, о чем они пишут! Кстати, разделения литературы на «серьезную» и «развлекательную» до XIX века не существовало. «Гомер был писателем для всех, — пишет Андре Моруа, — Бальзака, Диккенса или Толстого совершенно заслуженно ставят выше Дюма, и я, со своей стороны, их предпочитаю. Но это не мешает мне сохранять горячую любовь к писателю, который был отрадой моей юности и в котором я и поныне люблю силу, жизнерадостность й великодушие»1. И, добавим от себя, — которому мы верим. Ведь мы верим его героям: верим в их силу, благородство, честность, в их мужество и великодушие, равно как и в те невероятные происшествия и события, которые дают им возможность проявить все эти качества. Верим так же свято, как и в существование самих Силы, Чести, Мужества, Благородства, Великодушия, хотя в реальности встречаем их не так уж часто. Черты характера и качества ге роя определяются его поступками и проявляются в конкретных обстоятельствах. И если вся картина видна нам словно через увеличительное стекло, то это пропорциональное увеличение, не искажающее соотношения деталей.

Да и так ли уж преувеличены и невероятны коллизии при ключенческой литературы (разумеется, мы говорим о лучших ее образцах) ? Мемуары, воскрешающие дела давно минувших дней, документы прошлого и исторические исследования, посвященные той или иной эпохе, событию, сфере человеческой деятельности, нередко заставляют померкнуть плоды самой пылкой фантазии и поверить в достоверность невероятного. В мемуарах Сен-Симона, придворного Людовика XIV, описаны интриги, не уступающие в тонкости и изощренности самым запутанным сюжетным ходам в романах Дюма. Отчеты о морских экспедициях, жизнеописания Уолтера Рейли, Френсиса Дрейка, Генри Моргана, перечисление «подвигов» женщин-пиратов Мэри Рид и Энни Бонни, многочисленные факты, приведенные в «Истории флибустьерства» Архенгольца и т. д., — лишь небольшая часть богатейшего документального материала, использованного писателями-маринистами. Часто реальные исторические личности становились героями увлекательных романов, фабула которых строилась на подлинных событиях. Всякий раз, когда нам случается сравнить «подлинность» истории с «вымыслом» литературы, мы не перестаем удивляться поразительной изобретательности жизни, за которой не угнаться фантазии романиста. Даже то, что на сравнительно небольшом временном пространстве книги жизнь ее героев подчас бывает перенасыщена событиями, не опровергает вышесказанного. Во-первых, темп и ритм жизни различны в разные исторические эпохи. Во-вторых, они зависят от вида деятельности человека. В-третьих, необходимо учитывать характер и темперамент данной личности. (Видимо, писатели-приключенцы, сами того не ведая, избирали своими героями людей пассионарных.)

Романтика — неистребимая потребность человека. Вот почему мы, забывая обо всем, следим за приключениями крестоносцев, мушкетеров, моряков, авантюристов, джентльменов удачи и так далее. Те, кто считает увлекательный вымысел формой бегства от действительности, в которой человек лишен возможности проявить себя, недооценивают и вымысел, и реальность*' Они предлагают нам, фигурально говоря, заменить яркие цветные стекла темными очками. В эссе «Этика литературной профессии» Р. Л. Стивенсон заметил, что писатель, не забывая о горе и зле и побуждая нас к их искоренению, в то же время должен говорить о добром, здоровом и прекрасном в жизни, говорить о мудрых и добрых людях прошлого, чтобы воздействовать на нас их примером, но говорить о них правдиво и сдержанно, не замалчивая их недостатков, чтобы мы не отчаялись в себе и не судили слишком строго окружающих. «Роман должен действовать на нервы, как свежий воздух па усталое тело».

Мы как будто бы вновь говорим о контрасте мира реального и мира воображаемого, «вычитанного». Однако между этими мирами не только нет противоречия, но, напротив, они дополняют друг друга. Как бы ни была паша жизнь насыщена собьгтиями и переживаниями, увиденное, прочувствованное нами по «объему» не идет ни в какое сравнение с опытом, почерпнутым из книг. «Вычитанный» мир — это мир повышенной событийной и эмоциональной плотности. И прежде всего это касается всех подвидов приключенческой литературы. Как бы ни был широк круг ваших знакомых и друзей, он куда уже круга друзей, приобретенных благодаря чтению. Каждый день мы сталкиваемся с множеством живых людей, в большинстве своем куда менее реальных и менее значимых для нас, чем наши книжные друзья и знакомые. Как идея, овладевшая умами людей, обладает способностью материализации, так и талантливое порождение фантазии способно стать фактом реальной жизни, как Дон Кихот, д'Артаньян, Шерлок Холмс, Том Сойер и многие, многие другие.

Понятие «приключенческая литература» далеко не однородно. Оно включает в себя такие подвиды, как роман путешествий (Жаколио, Жюль Верн — ведь недаром его книги были объединены в серию «Необыкновенные путешествия»), авантюрный роман (Э. Сю, Понсон дю Террайль), авантюрно-исторический (Дюма, У. Эйнсворт, Конан Дойл), детективно-уголовный (Г. Леру, Э. Габорио), морской (Купер, Марриет, Стивенсон), так называемый колониальный (П. Венуа, Персиваль Рен) и т. д. В силу целого ряда причин «удельный вес» приключенческой литературы в целом и ее подвидов в частности в различных европейских литературах неодинаков. Так, в России во второй половине XIX— начале XX века наибольшее развитие получило авантюрно-историческое направление. Романы и повести Д. Л. Мордовцева, Евг. Салиаса, Вс. Соловьева, Вас. И. Немировича-Данченко в популярности у публики соперничали с книгами короля французских романистов А. Дюма.

В представлении современного советского читателя жизнь западного приключенческого романа в его классических образцах связана исключительно с XIX— первой четвертью XX века.

Конец прошлого века и два первых десятилетия нашего явились свидетелями необыкновенного взлета интереса публики к приключенческой литературе (главным образом переводной с английского, французского, немецкого, итальянского), с одной стороны, и появления многих новых имен писателей, чьи произведения не только выдерживали конкуренцию с признанными живыми и умершими кумирами, но и несколько потеснили их. В 1889 году в издательстве П. П. Сойкина вышел первый номер журнала «Природа и люди». С этого года имя издателя для каждого мальчишки стало синонимом захватывающего чтения, дальних странствий, увлекательных путешествий во времени и пространстве. Вскоре подписчики журнала стали получать многотомные собрания сочинений русских и зарубежных авторов в виде бесплатного приложения. Дух захватывает от одного перечня писателей, чьи собрания были выпущены П. П. Сойкиным за 28 лет: А. Дюма, Р. Л. Стивенсон, Г. Р. Хаггард, Ф. Купер, Фр. Марриет, А. Конан Дойл, Р. Ки/i-линг, Ж. Верн, Майн Рид, Г. Эмар, А. Лори, Л. Буссенар, Л. Жаколио... А альманах «Мир приключений», а серия «Библиотека романов: Приключения на суше и на море», в которой вышло множество прекрасных произведений приключенческой литературы — таких, как «Лесной бродяга» Г. Фери (замечательного писателя и благороднейшего человека), «Африканский Кожаный Чулок» Фалькенгорста, «Лесной бродяга» Герштеккера (эти немецкие писатели до сих пор популярны в Германии). Перечень этот можно продолжить; он составит огромную библиотеку, по сравнению с которой померкнут все библиотеки приключений, изданные впоследствии на русском языке за гораздо более длительный срок и на более современных «производственных мощностях». Мальчики, на которых в первую очередь и были рассчитаны издания Сойкина, выросли, кто-то из них стал ученым, кто-то писателем, некоторые оставили воспоминания, и по ним легко заметить, что никто из них не расстался с тем самым «еще», о котором писал Конан Дойл. Если вам доведется поговорить с одним из них, то вы увидите, как загорятся глаза вашего собеседника при упоминании имени издателя, чей труд доставил ему столько радости в юности.

В первое послереволюционное десятилетие, точнее — до 1928 года, в журналах «Вокруг света» и «Всемирный следопыт» (о направлении этих журналов достаточно красноречиво говорят их названия) наряду с произведениями мэтров развлекательной литературы мелькают и новые имена. Однако это последний всплеск. Примерно с 1930 года наступает мертвый сезон. Бесконечно переиздается довольно узкий круг писателей, каждый из которых представлен одной или двумя книгами. В предисловиях к соответствующим изданиям мы находим длинный перечень ошибок, заблуждений и слабостей данного автора, указание на «ограниченность его общественной позиции» и непременные упоминания о том, что не все в творчестве данного писателя равноценно, из чего следует вывод, что внимания советского читателя заслуживает только та книга разбираемого автора, которую он держит в руках.

Создавалось впечатление, что примерно с 30-х годов Европу и Америку захлестнула волна фантастики и «детективного чтива». Мы употребляем это выражение отнюдь не из-за отрицательного отношения к детективному жанру, а следуя моде тех времен, когда читателю взамен книги предлагали готовое мнение о ней, как правило выраженное в тоне, далеком от корректности. На смену «приключениям в духе старины» пришли герои Лгаты Кристи, Э. С. Гарднера, Дж. X. Чейза, Эллери Куи-наи, наконец, Яна Флеминга, хотя следует признать, что романы о Джеймсе Бонде написаны человеком, несомненно более талантливым, чем многие авторы пресловутой «Библиотечки военных приключений». (Не было ли создание Джеймса Бонда своеобразным ответом на массовую штамповку этой библиотекой «охотников за шпионами»?)

Однако, несмотря на широкую популярность детектива, традиционный приключенческий роман продолжал существовать, привлекая внимание как читателя, так и писателей.

Жизненная сила «традиционного» приключенческого романа слишком велика, слишком сильна тяга людей к высокой романтике. Многие талантливые писатели XX века обогатили своими произведениями этот жанр. Приведем несколько имен английских и американских авторов, чьи книги до сих нор пользуются популярностью во многих странах мира. Читатели старших поколений помнят английского романиста Девир Стекпула, автора приключенческих романов и повестей, отличающихся широким сюжетио-тематическим диапазоном — от историке социальных с запутанной политической интригой («Ордер на освобождение») до романтической мелодрамы («Голубая лагуна»). Блестящий бытописатель, тонкий художник природы, Стекпул знакомит своих читателей с миром южных морей, с яркими красками тропиков («Под тропиками», «Коралловый корабль», «Тихоокеанские бродяги» и др.). Несомненно, заслуживают внимания такие писатели, как Рекс Бич, Вилли Джеймз, Зейн Грей (сокращенный перевод его романа «Пограничный легион» вышел в 20-х годах) — представители классического американского «вестерна», живописующего романтическую, героическую, а подчас и трагическую историю освоения огромных просторов Североамериканского континента. Один из наиболее талантливых авторов, разрабатывающих эту тему, — наш современник Луи Ламур. Стоит вспомнить и о Джереми Прайсе—талантливом продолжателе традиций жанра историко-нриключенчеекого «пиратского» морского романа («Анна Блайт», «Катерина»).

Почетное место в ряду авторов XX века, развивавших традиции приключенческой исторической беллетристики, принадлежит английскому писателю Рафаэлю Сабатини (1875—1950). За пятьдесят лет литературной деятельности — первый роман Сабатини вышел в свет в 1901 году — им было создано около сорока романов и множество рассказов, многие из которых на писаны с топкой самоиронией, характерной для лучших образцов жанра.

Творцы «вычитанных стран», как названные; так и не названные здесь, очень не похожи друг на друга, но их роднит здоровая романтика, зовущая к живой и деятельной жизни. Их герои — люди идеи, но прежде всего люди совести, никогда ею не поступающиеся.

Иногда приключенческую литературу называют литературой грез. Что ж, возможно, это и так. Но только отчасти, поскольку она не подменяет жизнь, а дополняет ее. Говоря словами немецкого критика Людвига Берне, правда сказанными по иному поводу, она дает человеку то, что ему не смогла дать жизнь: «золотое время, которое не ржавеет, весну, которая не отцветает, радость и вечную молодость».